Прививка от нацизма

Гамолко С.Н., подполковник запаса

Мерное гудение двигателей ИЛ-76 постепенно убаюкивало, клонило в сон. Многие уже спали, на узких деревянных скамеечках расположенных вдоль бортов ибо, как гласит военная мудрость, «не выспаться всегда успеешь». Позади остались день ожидания вылета на аэродроме и надоевшая череда строевых смотров. Перед вылетом проверяли все: документы и оружие, клеймение обмундирования и наличие постельных принадлежностей казалось, этому не будет конца. Выручили «сжатые сроки» – на сборы было отпущено минимальное время. За сутки сняли с хранения и передали технику – ГАЗ-66, укомплектовали личным составом подразделения, получили командировочные – все делалось на удивление быстро, без обычных задержек и проволочек. Домой удалось заскочить всего на несколько часов – собрать вещи да «обрадовать» жену.

Итак, все это уже позади. Самолеты под завязку набитые людьми, плотно усаженными на длинные деревянные скамейки, оружием, имуществом, техникой, плавно скользят через кучевые, белые, как вата, облака. Только впоследствии я смог по достоинству оценить все преимущества полета на ИЛ-76, когда возвращались на «Аннушке» – от перепадов давления закладывало уши, а от рева двигателей звенело в голове. Все это было потом, а пока самолет уверенно нес нас к пункту назначения указанному в приказе – городу Баку. Здравствуй Восток! Земля где властвовали Аттила, Чингизхан, Тамерлан и, где наконец Петр 1 утвердил власть государства российского. Земля которая дала Пушкину вдохновение писать о Шемаханской царице. Что впереди пока еще не понятно. Об этом не говорили. Сказалась военная выучка, когда приказ получен, задавать вопросы считается в лучшем случае нетактичным.

После пяти часов полета хлопнула дверь пилотской кабины. Невысокий, кряжистый летчик оглядел салон к этому времени уже напоминавший лежбище котиков, и объявил: «Садимся. Не вставать!». Сбросив с себя остатки сна, я прильнул к окну. Внизу виден город. Черным, как смола, языком в россыпь огней вторгается море. Где-то там внизу текла незнакомая еще жизнь. Ого! Огненными светлячками в небо поднимается трассирующая очередь. Как говорил Саид, «стреляли». Не по нам. Просто в воздух. Самолет настолько мягко коснулся земли, что это было почти незаметно. Что ж, в мастерстве экипажу не откажешь – как будто на такси доехали! Хвост самолета распался, и его нижняя часть медленно опустилась к земле, образуя трап. Откуда-то донеслась команда «к машине!». По железу гулко затопали сапоги – вниз, в сумерки. Сразу почувствовалось, как навстречу поднимается волна горячего воздуха, пахнуло резиной от колес самолета. Спускаемся на землю – не одной травинки, все голо. Выжженная солнцем твердая каменистая почва. Строимся, проверяем наличие личного состава. Приглядываюсь к солдатам. Я их еще не знаю. Мы здесь все в командировке, собраны из разных частей и подразделений. Солдаты и офицеры, будут временно исполнять свои обязанности и ждать замены. Мы на аэродроме – с техникой и оружием и в то же время юридически нашей части не существует. Штатные должности осталось там, в Белоруссии, здесь я старший лейтенант, исполняющий обязанности командира взвода.

Самолет развернулся и, разбросав воздушной струей наше имущество, куда-то укатил. Ждем час, два, где-то в ночи слышится стрельба. Что там происходит, мы не знаем. Отсутствие информации действует угнетающе. Вскоре становятся очевидными «проколы мирного времени» – на проводимых с нами многочисленных строевых смотрах проверили все: записи противогазов в военных билетах личного состава, наличие полотенец и мыла. Взяли с собой запасные комплекты постельного белья и многое другое. Вспомнили все! Забыли только про боеприпасы, а сухой паек, выданный личному составу на сутки, съеден ещё вчера. И вот результат: у офицеров по две обоймы к пистолету Макарова (16 патронов), у личного состава незаряженные автоматы. У охраняющих аэродром «партизан» автоматы калибра 7,62, у нас же 5,45. Охрана аэродрома и рада бы поделиться с нами патронами, так они нам не подходят!

Наконец что-то начало определяться – на ГАЗ-66-х убываем к месту нашей будущей дислокации. Путь по незнакомому ночному городу крайне неприятен. У нас есть автоматы, но нет боеприпасов. Хорошо, хоть этого никто не знает! Хорошо, что в городе, по словам местных партизан, УЖЕ НАВЕДЕН порядок, до нас. Иначе наше оружие само по себе могло бы спровоцировать нападение. Узкие улочки, окруженные высокими каменными заборами с прочными калитками – каждый дом этакая мини-крепость. Затем машины выскакивают на достаточно широкий проспект, проскакиваем его, и снова узкие и кривые улицы. Город безлюден – действует комендантский час. По приезду узнаю, что одна из машин, все таки была обстреляна. Водитель и старший машины, наверное, родились под счастливой звездой – ни царапины, только пулевые отверстия и куски стекла в кабине.

Осмысливая сегодня те события, поражаешься нашей беспечности. Увы, мирное время приучило, что щелканье каблуками важнее для продвижения по службе, чем боевая подготовка.

Вот наконец и санаторий «Серебровского» где мы будем размещаться. По прибытии строимся, старый командир части проводит инструктаж.

– В городе действует комендантский час. Порядок уже наведен. Тем не менее, ежедневно гибнет несколько человек гражданского населения. Убивают, как правило, «заточками» – что-то наподобие шампура, иногда до метра длиной. В одной из частей погиб солдат – пошел в самоволку – нашли с проволочной петлей на шее. Самое страшное, это нарушение мер безопасности и алкоголь. В части, стоявшей в Сальянских казармах, убили прапорщика. В ресторане, по пьянке, он достал пистолет и стал стрелять. Застрелили из его собственного пистолета. У нас пока людских потерь не было. Обеспечивается это дисциплиной и строгим соблюдением графика патрулирования. По одному маршруту, два раза не ходим. Патруль – офицер и четыре солдата. С кем заступать выбираете сами. Местное население в целом настроено лояльно. Но за погромы платят от двадцати до пятидесяти рублей (Да я же в месяц получаю двести шестьдесят!). А в республике безработица. Вам сутки на обустройство. Изучить маршруты движения патрулей. Завтра заступаете.

Мы меняем такую же «скомандированную» часть, как и мы сами, причем не всю, а лишь часть личного состава. Размещаемся в здании пансионата (даже остался местный персонал) в поселке, носящем имя Серебровского. Здесь стоит штаб части и одна наша рота, остальные подразделения разбросаны на достаточном удалении. Определяемся сами, размещаем солдат. Наконец то их можно покормить, да и сами проголодались. Кстати, кормят здесь просто изумительно. Кроме обычного солдатского ассортимента на столе колбаса, персики, печенье. У офицеров даже минеральная вода.

Высокий худой начпрод, с видом мота, транжирящего чужие деньги, поясняет: «наш паек 98 копеек в сутки, плюс к этому правительство Азербайджана дает рубль. Там, где можно двоих прокормить один наверняка будет сытым. У меня в холодильник помещается ящика три минералки – подражая местному акценту, он добавляет: будэт жарко – захады».

Выходя из столовой, натыкаюсь на начальника штаба (эх, говорил же Суворов: «подальше от начальства, поближе к кухне!):

–заступаешь дежурным по части, принимай оружейную комнату, разберись с оружием».

Обычное помещение. Сигнализации нет. Простая фанерная дверь, на окнах решетки в арабском стиле. Запах оружейного масла и старой пороховой гари. Часть оружия и боеприпасов остаются от наших предшественников. Сюда же добавляется наше. Стараюсь установить, сколько же его должно быть. Вот тут уже становится интересно… я впервые вижу, что бы в оружейной комнате находились неучтенные автоматы. Лежат штабеля ящиков с патронами. В углу помещения сделано что-то наподобие засека, в каких у нас хранят картошку. Сбит из досок, размером примерно три на полтора метра и высотой до пояса. Только вместо картошки он доверху наполнен патронами россыпью. Сколько их здесь? Докладываю начальнику штаба, вместе считаем оружие, вносим изменения в описи. Берем на учет автоматы, что же касается патронов – где же ты их пересчитаешь.

Закончили уже под вечер. Ночь в Азербайджане наступает сразу. Только что было светло и вот уже кромешная темнота. Южное небо действительно черное. И на нем сверкают большие яркие звезды. Красота!

В дежурке (откуда?!) стоит пианино и на нем в национальном русском беспорядке разбросаны документы. Возле стола шумит радиостанция. В столе лежат несколько паспортов. Открываю один из них – в нем записка с указанием, за что и когда изъят. Ну, хорошо забрали паспорт, а что дальше? И сколько он здесь будет лежать?

С противным зудением летают комары. Надоели, а закроешь окна – сваришься заживо. Жара стоит явно не белорусская, термометр за окном показывает около сорока градусов. И это ночью! Время от времени раздаются телефонные звонки. Звонят местные, и на что-нибудь жалуются. У кого-то нет света, где-то пропала вода. Свидетелем моего разговора становится старший лейтенант Саша Бойко. Он забирает у меня трубку, говорит: «Уже выезжаем!» и… кладет трубку на телефон. Через минуту снова раздается звонок: «мы же Вам не сказали адрес». Саша невозмутим – «поздно, уже уехали!». И в самом деле, при чем здесь мы, армия? Наконец, когда меня просят помочь кому-то сделать аборт, не выдерживаю:

– Я не участвовал!

– Поймите, кроме военных нам никто не поможет.

Да уж… Открываю рабочую тетрадь дежурного, читаю старые записи: 5 декабря 1988 года в 22 часа 40 минут в больницу Сабунчи доставлен с двумя ножевыми ранениями в левое плечо, демобилизованный солдат – Григорян Кимо Эдуардович (это получается били ножом со стороны сердца). Отслужив, он следовал домой в Гарудский район, село Долич. По дороге решил заехать к дяде в Баку. Двое мужчин, молодой и пожилой, на зеленом москвиче предложили подвезти. Нанесли два ножевых ранения. Григорян на ходу выскочил из машины, благодаря чему и остался жив.

Ну, солдат-то, кому жить мешал? Листаю тетрадь дальше, в руки попадает отпечатанный под копирку лист:

ОБРАЩЕНИЕ

К населению города Баку

ТОВАРИЩИ!

В связи с обострившейся ситуацией и нарушениями общественного порядка Президиумом Верховного Совета Азербайджанской ССР с 0 часов 24 ноября 1988 года в городе Баку объявлено особое положение и введен Комендантский час.

Это значит, что в период действия установленного режима

ЗАПРЕЩАЕТСЯ:

Проведение в любое время суток демонстраций, митингов, зрелищных мероприятий, а также проведение забастовок любого вида на всех предприятиях, в учреждениях и организациях. Нарушители подлежат увольнению с работы и привлекаются к ответственности.
Нахождение вне своих квартир граждан 16 лет и старше без документов, удостоверяющих их личность.
Хранение на квартирах и в других местах огнестрельного оружия, взрывоопасных предметов и зажигательных смесей.
Движение любых транспортных средств на территории города и его районов без специальных пропусков с 22.00 до 5.00.
Появление вне своих квартир без специальных пропусков граждан любого возраста и свободное их передвижение по улицам города и населенных пунктов с 22.00 до 5.00.

Войскам и правоохранительным органам предоставляется право:

Задерживать граждан, нарушающих особый режим, для установления их личности и проведения разъяснительной работы.

2. Досмотра транспортных средств и граждан, находящихся в них, в случае отсутствия специальных пропусков.

3. Осуществления контроля паспортного режима на квартирах граждан.

Призываю Вас к строгому соблюдению режима и благоразумию.

КОМЕНДАНТ г. БАКУ

В ночи хорошо слышен любой звук, особенно выстрелы. Трудно определить, где они раздаются, но вместе с прочитанным… м-да. Кстати наряд по КПП вооружен штык-ножами, а у меня только пистолет. Встаю, открываю оружейную комнату, снаряжаю два магазина патронами и один из них вставляю в автомат, который ставлю возле самой двери. Подумав, снаряжаю ещё два магазина. С чувством выполненного долга закрываю оружейку. На душе сразу становится как-то спокойнее.

Снова телефонный звонок. В трубке слышен испуганно – вкрадчивый голос:

–Здравствуйте, Вас беспокоят с АТС № 20. У нас здесь стоит бочка с квасом, так вот патруль вставил в нее шланг и пил квас.

–Так в чем проблема, вам что, жалко кружки кваса?

–Нет кружки кваса мне не жалко. Но они забыли вынуть шланг, и теперь квас вытекает на землю.

–Так выньте его.

–Я боюсь выйти, а если они начнут стрелять?

Смех и грех. Беру в руки карту со схемой патрулирования. Нахожу на ней АТС-20.

–Вы извините, но там от нас патруля нет. Это, наверное, от какой-то другой части. Не кладите трубку, выньте шланг сами, стрелять они не будут, а если вас станут арестовывать, то попросите патруль к телефону. Я с ними договорюсь. Несмотря на весь комизм ситуации и идиотизм моего предложения, на другом конце провода задумываются.

–Только вы не отключайтесь.

Через несколько минут счастливый голос говорит «достал». Да уж, прекрасные предпосылки для хороших отношений с местным населением…

Около четырех часов утра оживает радиостанция. Патруль №2 задержал трех человек и просит вызвать милицию. Задержанных ведет ко мне – маршрут патрулирования рядом и машину высылать смысла не имеет. Вот они молодые испуганные парни, в пропыленных джинсах и футболках. Начальник патруля – огромный, двухметрового роста десантник старший лейтенант Шеремет как будто выполняет привычную работу. Спокойные, короткие команды: «лицом к стене!», «руки на стену!», «ноги шире!». Так, а это уже местный колорит. Когда один из них попытался повернуть голову, стоящий сзади солдат вскидывает автомат и отрывисто произносит «сохла!».

–Это «Еразы» – ереванские азербайджанцы, – поясняет Шеремет. Их из Еревана выгнали, они сюда и подались. А здесь их на работу не берут. Вот они и «подрабатывают» погромами. Ночью камни в окна армянам покидал – 25 рублей заработал.

–Ты серьезно или издеваешься?

–Я серьезно издеваюсь!

–Кто же им платит? И вообще как такое возможно?

–Вот послужишь здесь, сам все увидишь. Ты думаешь, я их сейчас в милицию сдам, так они уголовное дело возбудят? Как бы не так. Ты их через неделю опять на улице увидишь – откупятся. Впрочем, «Ментов» тоже можно понять – мы прилетели и улетели, а им здесь жить.

Подъезжает милицейский рафик, и забирает задержанных. Патруль сдаёт мне оружие, благо, время уже 5 часов утра, и уходит спать. Моя служба ещё продолжается. Утром КПП докладывает, что дежурного хочет видеть кто-то из местных. Выхожу, меня ожидает невысокий чуть полноватый лет 45-50 с залысинами человек. Он держит в руках, что-то завернутое в тряпку. «Командир, вот кто-то из ваших, вчера ночью потерял, возле моего дома под деревом лежали». Тряпка разворачивается, и на белый свет предстают 2 заряженных автоматных магазина. Отдав магазины, он тут же поворачивается и уходит, не ожидая благодарности.

И как долго мы сможем рассчитывать, что местное население будет нам возвращать боеприпасы?

Наступает утро, окружающие нас горы пока скрыты туманом, лучи солнца проходя сквозь туман становятся видимыми. Вскоре в их свете воздух делается более прозрачным и через него проступают величественные горные силуэты.

На другой день сам заступаю в патруль. Офицер ходит в наряд ежедневно, здесь это норма. Перед первым заступлением надо хотя бы изучить свои обязанности, делать мне сейчас все равно нечего. В ящике стола нахожу серую картонную папку с завязками, с надписью: «Документация патруля». Первое, на что я натыкаюсь, это приказ военного коменданта особого района города Баку. Под стандартной для документов «шапкой» читаю:

В последнее время обстановка в особом районе г. Баку стабилизировалась, и способствует нормальному ритму жизни и деятельности города. Партийные и советские органы, профсоюзные и комсомольские организации совместными усилиями последовательно осуществляют меры по борьбе с правонарушениями. Подавляющее большинство населения осознано и с пониманием поддерживают все мероприятия, направленные на укрепление организованности, дисциплины и общественного порядка.

Учитывая ходатайство городских властей, трудовых коллективов столицы и с целью возобновления зрелищных мероприятий, создания условий для работающих во вторую смену

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. С 10 января с.г. установить действие комендантского часа в особом районе г. Баку с 23.00 до 5 часов.

2. Работу кинотеатров, концертных залов, театров и проведение всех зрелищных и спортивных мероприятий завершать до 21.30 вечера.

5.01.1989г. ВОЕННЫЙ КОМЕНДАНТ ОСОБОГО РАЙОНА г. БАКУ

Генерал-полковник М. Тягунов

Та-а-а-к, это получается, что стрельба на улицах по ночам и трупы поутру – это «обстановка стабилизировалась». Интересно, что же здесь было раньше? Ладно, смотрю дальше: «ИНСТРУКЦИЯ СТОРОЖЕВОЙ ЗАСТАВЕ».

Так… в общем-то стандартный документ, лишь отдельные строчки выделяется из привычных параграфов: «С наступлением комендантского часа, используя боевую технику, перекрывать основные магистрали, оставив место для проезда (прохода) ограниченного числа машин (пешеходов), имеющих соответствующие пропуска. Транспортные средства и граждан без специальных пропусков задерживать и передавать органам внутренних дел».

При возникновении погромов, поджогов, хулиганских и других противоправных действий старший докладывает по команде и принимает меры к пресечению действий нарушителей.

Отдельно «в исключительных случаях, в качестве крайней меры», оговаривается применение оружия:

– для защиты граждан от нападения, угрожающего их жизни или здоровью, если иными способами и средствами защитить их невозможно;

– для отражения вооруженного нападения на охраняемые объекты;

– для отражения нападения на военнослужащих, работников милиции, народных дружинников, когда их жизнь подвергается непосредственной опасности;

– для задержания лица, совершившего преступление, оказывающего вооруженное сопротивление, либо застигнутого при совершении особого опасного преступления, когда другими способами и средствами задержать этих лиц невозможно.

О каждом случае применения оружия составлять протоколы и не медленно сообщать старшему начальнику.

Запрещается применять оружие на многолюдных улицах, площадях и иных общественных местах; в отношении женщин и несовершеннолетних, за исключением случаев вооруженного нападения с их стороны, в отношении граждан имеющих при себе несовершеннолетних детей.

Пока понятно. Далее в папке нахожу инструкцию подвижному патрулю. Изучаю, в общем-то ничего нового, хотя нет, натыкаюсь на пункт:

«Лицам, имеющим специальный мандат коменданта особого района города Баку, создавать все условия для выполнения ими своих задач, указанных в мандате они и сопровождающие их лица досмотру не подлежат».

Вечером того же дня, вполне обогатившись полученными знаниями, я счел себя готовым к заступлению в патруль. Перед выходом на маршрут инструктаж начальника штаба.

Население здесь сборная солянка, здесь все кто угодно – даже лезгины, осетины, чеченцы, абхазы и так далее и каждый относит себя к какому-нибудь роду – более 100 родов! В соседнем районе произошло убийство азербайджанца. Убил армянин. В убитом осталась заточка – метровый стальной прут на тупой конец, которого навинчена рукоятка. Д,Артоньяны понимаешь… Теперь усиливаются противоармянские настроения.

И далее, в противовес всему, что было сказано:

– личному составу патроны не давать.

– …?!

– Заряженное оружие только у начальника патруля!

– Это, что бы у нас его отняли?

– А кто знает, что оно у Вас не заряжено?

– Если приказ не выдавать патроны пришел сверху, то уж, наверное, знают – включается в разговор стоящий рядом капитан Сухой.

– Товарищи офицеры, приказы не обсуждаются, а выполняются. По маршрутам.

На часах 22.50, выходим в ночь. Я и четыре солдата. С автоматами и радиостанцией. Все-таки интересные здесь улицы – узкие, извилистые, по обоим сторонам высокие, более двух метров заборы, сложенные из сомана. Это такой местный строительный материал. Глину перемешивают с соломой и еще некоторыми менее благозвучными ингредиентами, укладывают в деревянные формы и сушат в тени. Таким образом, получается почти полуметровой длины кирпич. Из него здесь строят все – и дома, и заборы. Это мне поясняет солдат таджик. Он вроде бы понимает местный язык, да и служит здесь уже более полугода. Он выполняет у нас функцию «полупроводника»: туда, во всяком случае, заведет, а вот обратно… посмотрим.

Возле дома с синими металлическими воротами, на которых нарисованы лебеди, останавливаемся. Таджик поясняет: здесь живут армяне. Он стучит в дверь и громко произносит: «Патруль! Как дела?». Изнутри что то звякает, в щели показываются чьи-то глаза и, наконец, калитка открывается. Выходит молодой парень – армянин. Голос слегка взволнован.

– Хорошо, что зашли, проходите, чай пить будем.

— Спасибо, но мы пока на маршруте. Может, на обратной дороге.

– Обязательно заходите. Я все равно ночь не сплю.

Идем дальше. Таджик показывает мне армянские дома, а я помечаю их номера в блокноте. Тишина, воздух наполнен ароматом незнакомых мне растений. Яркие звезды над головой на абсолютно черном небе. Жара спала. На дороге пустынно. Иногда показывается такси, больше никто не ездит – комендантский час. Да и таксист может перевозить пассажиров только с пропуском комендатуры или с билетами от только что прилетевшего самолета. Остановив такси, представляюсь и проверяю документы. Это пассажиры приземлившегося час назад самолета, мне остается лишь пожелать им счастливого пути и машина уезжает. В заборе открывается калитка и появляется очаровательная чумазая девочка в платье до пят темного цвета, лет восьми с белеющей в темноте дыней в руках: «папа сказал угостить». Не выходя из двора, в калитке, приветливо улыбается высокий худой азербайджанец.

Идем дальше едим дыню, она действительно вкусная. Таджик поворачивается ко мне: «товарищ старший лейтенант, обратно надо идти по другой дороге. Нас здесь видели». Вот так. Очарование ночи сразу же куда-то улетучивается. Господи, ведь все нормальные люди! Почему же не жить мирно? Наконец маршрут подходит к концу, вот и последний дом, в котором живут армяне. Зайти? А почему нет? Им будет спокойнее, и мы передохнем. Стучу. Опять сначала взгляд из щели и лишь затем открывается дверь.

Здесь тоже не спят. Появляется хозяин, армянин лет пятидесяти, в просторной светлой рубашке и черном трико, приглашает в дом. В прихожей земляной пол. Стены – из самана. Самодельный стол, сбитый из досок и старенький холодильник в углу, вот и вся обстановка. Откуда-то из глубины доносится хныканье ребенка. Его кто-то убаюкивает. По нашим белорусским меркам это даже не бедность – убогость. Хозяйка раздувает самовар, и мы располагаемся в каком-то подобии беседки. На столе появляются маленькие кружки и большая лепешка, здесь она называется «лаваш». Поставив к столу оружие, пьем чай. Его здесь пьют вприкуску, поэтому сахар только кусковой. Чувствуется, что хозяину хочется выговорится.

– Почему здесь не жить? Палку в землю забьешь, она зацветет и на ней плоды вырастут. Раньше было – одежду вечером постираешь вывесишь на ночь, что бы высохла и в ней на работу идешь. Такого давно нет, сейчас все сыты и одеты. А порядка нет. Вот Вы у меня чай пьете – неделю я буду спать спокойно, меня тронуть побояться. Ну что, это дело? Кто-то хочет, чтобы мы все бросили и уехали. Вон один из местных начальников уже скупил четыре дома за бесценок. А куда нам ехать? Нас нигде не ждут. Здесь мой дом, здесь меня на работе уважают. Мы здесь нормально жили, никакой национальной вражды не было. А с чего началось? «Мы хотим изучать свою родную историю на родном языке» – а кто не давал? А чем кончилось? Гони и бей всех, кто другой национальности. Это же нацисты! Полилась кровь, а отсюда и ненависть. А потом борьба с пьянством. Виноградники повырубили. А здесь, какая работа – одно виноделие. Люди остались без работы, а им говорят: «во всем виноваты армяне и русские». Добычу нефти сделали планово-убыточной. А потом приехали «Еразы», они обижены на армян и у них нет работы. А за погромы платят! Убили кого-то одного, а за него отомстили. Ненависть усиливается, и конца не видно.

Он говорит сумбурно, но ему нечего возразить. Кажется, его боль материализуется и становится осязаемой. Как-то это все неправильно, ну не должно так быть. Около трех часов ночи мы уходим. Он пожимает нам руки и просит заходить еще.

Просыпаюсь от жары около девяти часов дня – лег в шесть, но вот встало солнце, воздух нагрелся, и спать стало невозможно. Беру простыню, смачиваю её водой, накрываюсь. Вода, испаряясь, создает приятную прохладу, и я снова засыпаю. Встаю уже только к обеду. Через открытое окно с плаца доносится громкий голос заместителя командира по вооружению – азербайджанца по национальности: «солдат назвать тебя чуркой – обидишься! Скажем такой же не русский как я! В каком виде у тебя оружие! Ещё раз автомат не почистишь – из нарядов не вылезешь!».

Распорядок дня уже понемногу определяется: ночь в патруле, с 6 до 13 часов отдых (на завтрак естественно никто не ходит), затем занятия с личным составом (от безделья дисциплина падает) с 20 до21 ужин и… в 22 часа снова в патруль.

Итак, занятия:

— Товарищи солдаты, проводим занятия по пению и физкультуре. Что значит как? Одновременно! Исполнение песни подразделением в движении строевым шагом! Жа-а-а-р-ко! Занимаемся у себя, за забором. Бег по кругу диаметром в сорок метров выглядит довольно смешно, но из-за двух метрового забора ни на шаг. Здесь солдат раздетый до пояса (сверху конечно! а Вы, что подумали?) считается верхом неприличия. Когда попробовали проводить кросс за пределами части, (естественно при таком климате можно бегать лишь с голым торсом) сразу начались жалобы местных жителей на недопустимый внешний вид. Мне рассказали, что однажды во время зарядки во двор зачем-то вышла кастелянша нашего санатория. С видом 90-о летней старой девы, неожиданно обнаружившей у себя под кроватью мужчину, издавая нечленораздельные звуки, она бросилась назад в здание, и лишь забежав в свой кабинет, сочла себя в безопасности.

Следующее занятие – разборка и сборка автомата, затем строевая. Сверху палит нестерпимое солнце. За каких то два с половиной часа солдаты, да и я тоже, полностью вымотаны. Распускаю роту и захожу в здание пансионата, превращенное нами то ли в казарму, то ли в штаб войсковой части. Из дежурки доносится дикие «собачьи вальсы», это капитан Цветаев дорвался до пианино. Он отчаянно фальшивит, но это никого не волнует. Десяток благодарных слушателей собралось вокруг него и громко притопывая, так что вода в стоящем на столе графине покрывается мелкой рябью, выводят: « … только пуля казака во степи догонит, только пуля казака с коня собьет». Самое поразительное, что все ТРЕЗВЫЕ. Что ж, ребята здесь уже несколько месяцев и «очумели» от подобной жизни. Остановить подобное помешательство может лишь голодный желудок, поэтому концерт продолжается до самого ужина.

В столовой на полную мощность включен кондиционер, что делает это место ещё более привлекательным. Сидя за столом, вдруг замечаю, что пол под моими ногами начинает мелко дрожать. Посуда на столах звякает. Я впервые в жизни сталкиваюсь с землетрясением, а окружающие не обращают на это никакого внимания. Оказывается, здесь землетрясение до 4-х балов дело привычное, тем более что его центр, как правило, находится где-то в каспийском море, а на берегу, оно уже слабеет. Так что все в порядке, получаем оружие – и в патруль. На построение вышел командир – полковник Ткачев. Высокий и худой он сегодня похож на нахохленную птицу. Голос спокойный, размеренный:

– Сегодня утром в городе обнаружен убитый человек. Опознать пока не удалось – на теле более ста ножевых ранений. Будьте крайне осторожны. Соблюдать время докладов дежурному. Соблюдать график передвижения на маршрутах патрулирования. Особое внимательние при обращении с оружием. Недавно на посту № 1 (это на развилке дорог Зых – Сурханы) случайным выстрелом из автомата тяжело ранен в голову школьник Эмин Эсетов девяти лет. Автомат рядового Подковко, а стрелял такой же школьник. Возникает вопрос, как оружие попало к нему в руки? Теперь пацан в нейрохирургическом центре, начальник патруля капитан Луковенко исключен из рядов КПСС и снят с должности. По солдату возбуждено уголовное дело. А ведь всего-навсего надо было смотреть за оружием и не давать его в руки детям. В этот момент появляется дневальный:

-товарищ полковник 2-я рота передала, что поймала Оманкуева и к вечеру доставит к нам. Дежурный спрашивает, что с ним делать?

-что делать? Дайте ему 5 суток расстрела! Потом повесьте, а затем на цепь посадите! Он достал — уже 6 дней бегает, а ты его лови!

Сегодня у меня маршрут на «кольце». Перекресток пяти дорог, одна из них выходит на аэропорт, другая идет в горы, а остальные направляются в Ленинский район, поселок Серебровского и поселок Гюнашли. Перекресток достаточно широк, поэтому ставлю на него ГАЗ-66 — по крайней мере, те, кто проезжает мимо, будут вынуждены сбрасывать скорость. Проверяю проходящий транспорт. Со мной четверо из состава патруля и водитель, мирно посапывающий в кабине. Мы вооружены четырьмя автоматами. Солдат с радиостанцией – без оружия. Бронежилеты есть, но мы их не носим. Не смотря на ночь жарко, а под титановыми пластинами бронежилета просто поджаришься. Дорога безлюдна. Останавливаю редкие проезжающие машины, представляюсь, проверяю документы. Почти рутина. Как из-под земли появляется местная милиция и пристраивается рядом с нашей машиной. Ну, ещё бы! Во-первых, не так страшно, во-вторых, мы за них будем делать всю работу, а если кого задержим, то им же и отдадим. Впрочем, мне тоже удобно. Вот чтобы я делал с этим водителем без документов? А так передал – и пусть они сами разбираются.

А вот заезженный «москвич». За рулем русский мужчина лет сорока. Раскрываю права.

– Андрей Михайлович, почему без пропуска?

– Командир, знаешь, как расшифровывается название аппарата на котором я перемещаюсь? Машина Отъездила Сто Километров – Вылезь И Чини. Поломался я в дороге. Ну, где я пропуск возьму? Вот только завелся. Ну не отдавай меня ментам. Обдерут же, как липку. Я смотрю на его вымазанные маслом руки и… махаю рукой – «проезжай». Не проходит и получаса, как машина возвращается обратно. На этот раз водитель достает с заднего сиденья громадный пакет с засахаренными фруктами, бубликами и термос с кофе – литра два, не меньше. Ну и аромат! Интересно сколько же коньяка он туда влил?

– Слушай Михалыч, ну ты хочешь наряд из строя вывести.

– Братки да, я сам на флоте служил. Я хоть с вами душой отдохну.

Сон сразу отлетает. Стоим возле машины и пьем кофе, заедая его чем-то кисло-сладким и пряным. Как-то сразу возникает доверие друг к другу.

– Здесь всё построено на взятках, – рассказывает Андрей, – вот у нас в больницу привезли человека с аппендицитом, а без денег его оперировать не берутся. Брат больного объясняет врачу, что плохо стало на работе, что денег сейчас нет, что за ними надо ехать домой. Хирург отвечает, что операция будет тогда, когда будут деньги. Пока брат ездил за деньгами, пока больного готовили к операции, тот умер. Брат ударил хирурга ножом и убил. Такой вот национальный колорит.

– Я работаю водителем автобуса. Начальник колоны в день получки собирает с каждого от 30 до 80 рублей. Заранее, при приёме на работу, оговаривают: получаешь 390 и 90 отдаешь. Не хочешь – будешь получать 160 рублей. А чтобы взяли на работу шофером нужно сразу заплатить 500 рублей, хочешь перевестись на новую машину – плати еще 500.

Такая вот милая, степенная беседа, время от времени прерываемая звяканьем оружия и проверкой проезжающего автотранспорта.

На дороге показывается белая «Волга», она медленно сбавляет ход и подъезжает к солдату, стоящему метров на 20 впереди меня. Неожиданно водитель нажимает на газ. Машина дергается резко вперед, цепляет солдата бортом так, что его закручивает. «Волга» набирая скорость, двигается на меня. Я делаю несколько шагов в сторону – водитель поворачивает руль за мной. Уйти некуда. Справа – машина Андрея, а слева – открытая площадь, на которой меня собьют. Все происходит мгновенно. Сдергиваю с правого плеча автомат, правая рука, скользя вдоль автомата сама досылает патрон в патронник, и я прицеливаюсь в водителя. Слава Богу, автомат не стоял на предохранителе! «Волга» меня, конечно, собьет, но нажать на курок я успею. Слепящие фары и визг тормозов. Машину заносит, она ударяется о «Москвич» и замирает на месте. Похоже, что водитель тоже хочет жить! Хлопают дверки и из салона вылезают два человека. Один из них держит в руках монтировку. Азербайджанцы как-то сразу понимают, что они погорячились, монтировка падает на землю, и они замирают. Вокруг уже собираются солдаты, подтягивается местная милиция. Я отсоединяю магазин от автомата и передергиваю затвор. Патрон выбрасывается и со звоном катится по черному асфальту. Поднимаю его и снова вставляю в магазин. Все обошлось тихо, без стрельбы. Солдат, которого зацепило бортом, растирает левую руку, но крови нет, кости целы – а значит все нормально. Проверяем машину, открываю багажник – НИЧЕГО.

– Какова же черта Вы не остановились?

Высокий и толстый водитель даже как-то пытается изобразить смущение:

-брат да я просто ямки на дороге объезжал.

Да уж…

-твои братья под Тамбовом в овраге лошадь доедают! В суде будешь оправдываться. Объехать у тебя явно не получилось.

Достаю из фуражки чистые бланки вставляю копирку и составляю протокол задержания. Записываю: «пытались сбить машиной личный состав патруля». Протокол вручаю «ментам», предварительно дав им расписаться на втором экземпляре. Все, дальше их трудности.

Отхожу к «Москвичу», беру стаканчик с кофе и замечаю, что рука дрожит. Видимо в кровь выплеснулось достаточно адреналина. Задержанных увозят на их же машине. Вскоре уезжает и Андрей.

Комендантский час ещё не закончился и мы работаем дальше. А вообще-то хватит с меня таких приключений. Ставлю на другой стороне дороги, на высоте середины колеса, камушек и с колена целюсь в него. Теперь проезжая мимо меня, машина должна наехать колесами на линию стрельбы.

Этот прием действует безотказно. Проезжающие машины, увидев офицера прицелившегося в то место, где они должны проехать, послушно останавливаются за несколько метров до меня. Начинается рутина. Подхожу к машине, представляюсь, проверяю документы, осматриваю машину. Пожелав счастливого пути, пропускаем. Уже под утро мое внимание привлекает жигуленок первой модели, идущий со стороны аэропорта. Пропуска нет. В кабине местный водитель лет 35-40 и русская, молодая, красивая женщина, которая говорит, что это её… гражданский муж, встретил на аэродроме. Билет на самолет имеется, можно бы отпускать, но… не нравится мне это.

– Куда едете?

– В Гюнашли.

Стоп. Туда с аэропорта можно проехать по прямой, не делая зигзага через мой пост. Сюда скорее едут те, кто направляется в поселок Серебровского или в горы.

– Девушка назовите, пожалуйста, год рождения и отчество вашего мужа.

Не знает. Ни того, ни другого.

– Еще раз. Куда едем?

– В Гюнашли.

– Кто он Вам?

– Таксист.

– Почему сказали, что он Вам муж?

– А он сказал, что иначе, вы нас без пропуска арестуете.

Та-а-к. Куда ж он её вез-то? Задерживаю водителя, наскоро заполняю протокол и передаю милиции. Ладно, одну проблему решили, а с женщиной то, что делать? Вот она стоит рядом со своим чемоданом и испуганно рассказывает, что у неё муж офицер то ли в МВД то ли в КГБ. Причем непонятно, чего она больше боится – нас, или того, что мы оставим её здесь на перекрестке. Да уж… похоже надо её успокоить?

— Девушка не волнуйтесь, я Вас не задерживаю.

Время четыре часа ночи, вокруг кромешная темнота, которая бывает только на юге, и никаких признаков жизни. Страх в её глазах плавно переходит в ужас. Похоже, она все-таки решила, что с нами безопаснее, и спрашивает «А куда мне теперь?». И в самом деле – куда? Допустим, я её отвезу по месту назначения, благо время патрулирования уже заканчивается. Возникает новая проблема – оделась она явно как на праздник. У меня машина ГАЗ-66. В кузов с бойцами, на грязные и разболтанные скамейки её не посадишь. Выйдет в обрывках юбки и с занозами. В кабине только узкие сиденья для меня и водителя, разделенные двигателем. Усадить её на колени – так она бедная в таком состоянии, что у неё инфаркт случится. Запихнуть её на скошенный назад кожух двигателя тоже не лучший вариант. С моим же ростом 185 см. там тем более делать нечего. Ладно, между инфарктом и занозами выбираем мотор. Чемодан гулко ударяет по дну железного кузова, а я уже стучу рукой по кожуху двигателя: «Присаживайтесь девушка. Поедем искать ваши Гюнашли». Утрамбовываемся в кабине и едем, и все бы ничего, но мы едем в обратном направлении. Причем, если судить по выражению застывших глаз, то моя попутчица об этом догадывается! Т-а-а-к … необходимо принять экстренные меры для её успокоения. «Девушка, если знаете куда ехать, показывайте дорогу». Конечно же, дороги она знать не может но, по крайней мере, после моего вопроса у неё проявляются первые признаки жизни! Радует хотя бы то, что хоть адрес то она называет без запинки. Поблуждав немного по поселку, находим пункт назначения – многоэтажный дом на котором (о чудо!) даже висит бирка с названием улицы и его номер.

Принимаю из кузова чемодан и помогаю его донести до квартиры. На звонок открывает хозяйка. Ну, слава Богу – объект доставлен. Меня за что-то благодарят и пытаются сунуть какие-то деньги.

– Да перестаньте, еще не хватало, что бы со мной русская девушка, на чужбине, деньгами расплачивалась! Моя шутка падает в пустоту.

– А я сначала так испугалась, когда вы меня назад повезли. Да, а почему таксист меня вез в другую сторону?

Да уж… таксист. То ли по моему лицу, то ли самостоятельно, но она всё понимает. Её начинает колотить, хотя – вот умница – она сохраняет самообладание и дрожащей рукой, на какой-то бумажке пишет мне свой Ленинградский адрес, просит заезжать и обещает показать мне «город на Неве». Прощаюсь, в машине меня ждут солдаты. Конечно, я не звонил, а потом и потерял эту бумажку с адресом и телефоном. Где ты сейчас хрупкая незнакомка, бросившаяся прямо в гущу Бакинских событий?

Возвращаемся в санаторий, зеваем, сдаем оружие и в этот момент замечаю, что возле дневального зашевелилась какая-то тень, и раздалось звяканье цепи. Бог ты мой так этого Оманкуева действительно на цепь посадили! Интересно как же его расстреливали?

Удивительно, но адаптация проходит очень быстро. Вскоре я уже прекрасно ориентировался на местности и выучил пару десятков местных слов. Среди личного состава (около 150 человек) я выбрал пятерых, которые заступали со мной в патруль. Им я мог без колебания доверить оружие: эти ребята алкоголь не употребляли, не теряли головы в любой ситуации и не задумывались, когда надо было действовать. Особенно выделялся «Малыш» – рядовой Климович родом из Беларуси. Спокойный, уравновешенный и добродушный он обладал необычайной физической силой, однажды я стал свидетелем, как на спор он голыми руками, без видимого напряжения, словно пластилиновый, согнул патрон от автомата. Точно так же подобрали себе солдат и остальные командиры взводов. Остальной личный состав был вынужден довольствоваться занятиями, внутренними нарядами и хозяйственными работами. Что ж заступая в патруль, я должен доверять своим солдатам, а они мне.

Однажды произошел показательный случай в последствии воспринимающийся как анекдот. У дежурного по части зазвонил телефон. Голос в трубке задыхался от смеха: «Заберите своего идиота, пока его тут не убили! Приезжайте на улицу Базарная 29». Я оказался рядом – я и поехал. Прибыв по указанному адресу, обнаружил ГАЗ-66 и рядом дико хохочущую толпу, в центре которой, держа за ствол автомат, вьюном вращался солдат, который, словно заевшая пластинка с сильным акцентом (кажется узбек, по национальности) выкрикивал: «не убивайте меня, я через неделю увольняюсь!». С трудом, пробившись к нему, я отвел его в ближайший дом и потребовал у хозяина: «Су гетер хете». Мое приказание немедленно выполнили – солдату принесли воды, но он не мог пить – руки у него дрожали, а зубы стучали о кружку. Только через 15-20 минут бедняга успокоился настолько, что смог рассказать, что произошло. Патруль куда-то ушел, а его оставили охранять машину. Вокруг стали собираться «Еразы», с криком «Русская собака убирайся отсюда!» (Да уж, нашли русского) они стали бросать камни. Тот решил выстрелить в воздух – и не смог. Полное отсутствие опыта обращения с оружием привело к тому, что солдат передернув затвор автомата, не отпустил его, а медленно сопроводил рукой обратно, что вызвало перекос патрона и заклинило оружие. Вместо того, чтобы снова передернуть затвор и выбросить заклинивший патрон он упер автомат стволом в землю и стал ногой добивать затвор, пытаясь дослать патрон в ствол. Все это настолько развеселило окружающих, что «побивание шайтана камнями» превратилось в «вечер юмора».

Я осмотрел автомат. Ствол забит землей (хорошо, что не стрелял), затвор заклинен, патрон в стволе напоминает букву «Z». Пришлось разобрать оружие и при помощи шомпола и молотка, с издевательской улыбкой принесенного хозяином, выбить патрон из ствола. Так то вот, тут поневоле задумаешься, кого брать с собой в патруль. Во всяком случае, рядом с Климовичем я чувствовал себя спокойно.

А время – время было совсем не спокойное. Появилась новая тенденция – дети примерно с 3-го по 8-й класс собираются в толпу и под мусульманскими флагами, с криком Карабах, бегут по улицам. При этом бросают камни в окна, если встретят армянина – жестоко изобьют. Недавно, у одной девушки азербайджанки, за то что она шла без платка, с мясом вырвали из ушей сережки. Несовершеннолетними никто не хочет заниматься, ни милиция, ни военные – ДЕТИ! Однако беды эти детки приносили достаточно. Кстати в фашистской Германии тоже помнится начинали с пивнушек и детских отрядов.

Вечером около двадцати одного часа к нам на территорию части прибежала армянка. Растрепанные длинные черные волосы, лицо в крови (кожа на голове рассечена камнем), рукав платья разорван, на руках ребенок. Из сбивчивого полукрика-полуплача удается понять: «Еразы» окружили дом, выбили стекла (ладно, что строят здесь из сомана, он хоть не горит) и стали ломиться внутрь. Пока муж отвлекал толпу у входа, она выбралась через окно с другой стороны дома и прибежала к нам.

Возле КПП оказались замполит части подполковник Дмитриев и я с личным составом патруля. Мы как раз уже получили оружие и ждали развода. Помню резанувший по сердцу крик женщины: «Мальчики, неужели уже и Вас купили?!». Зрелище было настолько противоестественным, что Дмитриев не выдержал. Я ПОЛУЧИЛ ОТ НЕГО РАЗРЕШЕНИЕ, НАВЕСТИ ПОРЯДОК. Передав ребенка на руки дневальному женщина показывает нам дорогу к своему дому. Всхлипывает, но бежит довольно быстро. Вот они – темная масса, примерно 60 – 80 человек. Двери уже выломаны и толпа громит все, что им попадается под руку. Кто-то, видимо хозяин весь в крови и пыли прижат к забору, но – слава Богу, на ногах, значит живой.

– Всем оставаться на своих местах!

Люди (люди ли?) с угрожающими криками разворачиваются в нашу сторону. Слышу команду на русском языке (Еще бы, многие из Еревана и не знают азербайджанского!): «У них нет патронов!». Ситуация критическая. Поднимаю автомат вверх и даю короткую очередь. Вспышки выстрелов в ночи ослепляют, в тонкий аромат восточной зелени врывается запах пороха. Толпа шарахается в сторону. Однако кто-то жестко и агрессивно ей управляет: «Патроны холостые!». Черт, сколько же им заплатили, если они лезут на пули?! Расстояние между нами стремительно сокращается, вот уже около 20-и шагов, видны перекошенные, разъяренные лица. Ближе их подпускать просто нельзя. Длинная автоматная очередь под ноги. Почва в Азербайджане – мелкая твердая каменная крошка. Пули рикошетят, вырывают из земли целые фонтаны мелких камушков, которые безжалостно разрезают кожу, секут голые руки и лица, пробивают легкую летнею одежду. Люди с криком бросается врассыпную. Кто-то падает на землю и продолжает убегать на четвереньках. В одном из заборов открывается железная калитка и словно засасывает в себя бегущих, а затем с громким лязгом захлопывается. Еще мгновение и кроме нас на улице никого не остается (значит убитых нет!). Солдаты (вот умницы!), не сделали не одного выстрела. Мы останавливаемся у закрывшейся калитки.

– Лисицын наверх, открыть дверь!

Высота забора более двух метров. Солдаты берутся за руки, крест на крест, Лисицын становится на это перекрестье и его поднимают вверх. Молодцы, действуют четко и слаженно. Мгновение и солдат уже на заборе. Раздаётся клацанье затвора и этого оказывается достаточно, чтобы калитка открылась.

Заскакиваем во двор – там только женщины. Сморщенные и посеревшие от страха лица выделяются на фоне темной одежды. «Мужчин нет, мужчин нет» — как заведенные повторяют они. Проверяем весь дом, сад, с другой стороны двора слышу окрик солдата: «стой стрелять буду!» подбегаю, а навстречу мне уже вытаскивают за воротник невысокого, щуплого человека. На одной ноге нет обуви, на лице кровавые следы оставленные каменной крошкой. Документов – нет. Все, больше никого не находим. Где хозяин дома не известно, хотя по дому разбросана мужская одежда. Даже если сосед в этом и не участвовал, он все равно предпочел сбежать. Задержанный начинает торопливо говорить, что он здесь не при чем. Да уж…

– Сходи-ка ты лучше на улицу «мой сладкий сахар» и поищи там, потерянную сандалю.

Возвращаемся в дом потерпевших. Там все перевернуто вверх дном, окна выбиты, телефон разбит на мелкие части – это, что бы нам не позвонили. Ладно, слава Богу, все живы. Хозяин дома залит кровью, весь в ссадинах, кровоподтеках и рваных ранах, особенно на руках. Дома находится марганцовка, развожу её и акуратно смываю кровь, перевязываю, это всё, что я сейчас реально могу сделать. Вызывать «скорую» бесполезно – ночью, да ещё в такие закоулки никто не поедет. Впрочем, я не могу не только позвонить по разбитому телефону, но и выйти на дежурного, впопыхах мы прибежали без радиостанции. Все вместе (надо забирать ребенка, который остался на территории санатория) мы возвращаемся обратно.

Смотрю на себя в зеркало и только теперь замечаю, что весь забрызган кровью. Отдаю задержанного дежурному по части. Потом иду в столовую, набираю пол-литровую банку соли, снимаю с себя рубашку и замачиваю её в соленой воде. Второпях переодеваюсь – мне надо снова идти на маршрут патрулирования, тем более что ночь сегодня явно неспокойная. Словно какой-то невидимый дирижер взмахнул палочкой и в районе начались беспорядки. Дежурному на телефон уже поступило несколько звонков от армян – в районе идут погромы. Один из вызовов как раз с моего маршрута: на улице Розы Люксембург, напротив дома (особая примета дома – синие железные ворота с нарисованными лебедями) собираются какие-то люди.

На этот раз толпа разбежалась, когда я был ещё на подходе к указанному адресу. Мой крик «стой стрелять буду!» только добавил им скорости. Видимо информация здесь распространяется очень быстро. Захожу в дом, меня встречает высокий худой армянин в черной рубашке представляющийся Юрой. Он все еще сжимает в руках стальной прут, за ним прячутся три женщины. Около входа стоит канистра с бензином и кинескоп от телевизора. Похоже, они собирались защищаться до конца. Сказать, что нам рады, значит не сказать ничего, возможно, наш приход спас им жизнь. Нас окружают со всех сторон, пытаются накормить, заваривают чай. Нас просто не выпускают из дома, пока не накормят! Причем я заметил здесь интересную особенность – в знак особого уважения дают самую маленькую кружку, а когда ты её выпиваешь, наливают снова. Вырываемся от них только через 15-20 минут. Далее по маршруту улица Эфендеева, там в доме 57/5 тоже живут армяне. На подходе к нему снова вижу какое-то движение. Да что же это такое сегодня творится? Увидав нас, люди стоящие на улице принимают газообразное состояние, минуя жидкое, убегая, они роняют какие-то вещи, по земле катается и бьет крыльями гусь со связанными лапами. Что ж старики рассказывали, что фашисты тоже, первым делом, кур и гусей отлавливали. Захожу в открытую настежь калитку дома, там ВСЕ переломано и раскидано. Телефонный аппарат (уже традиция!) разбит на мелкие части. В углу причитает старушка – её избили и забрали все, что могли. Вот они, те минуты, когда нас поили чаем! Был ли в доме кто-то ещё? И слышу в ответ новое рыдание. С трудом удается разобраться, что здесь произошло. Кроме неё в доме, живет молодая девушка. К ним вломилось около десятка молодых «ераз». Первым делом ударили телефон о стену, затем начали грабить, попутно ломая все, что не могли унести с собой. Девушку поволокли в комнату, но сейчас её там нет, а окно настежь открыто. Старушка начинает звать: «Ромэла, Ромэла». Наконец где-то в соседнем дворе появляется стройная темная фигурка. Но к нам подходить явно боится. Пока я не вышел на свет, она не продвинулась не на шаг. Ещё бы, после того, что здесь было!

Не смотря на весь ужас, который ей пришлось пережить красавица, может быть машинально, кокетливо поправляет длинные черные волосы. Её рассказ одновременно и дик и комичен. Двое из восьми подонков хотели изнасиловать Ромэлу, а та завела их в комнату, сама спустила с них штаны и… выскочила в открытое окно! Вот ведь, сообразила, что со спущенными штанами быстро не побежишь! Оставляю здесь одного солдата, и мы снова выходим на улицу. Да плевал я на запрет применять оружие! Автомат оживает в моих руках и трассирующие пули веером разлетаются над районом. Пусть их все видят! Если здесь не навести порядок, то будет беда. Обходим район патрулирования – какая-то нереальная мертвая тишина, лишь время от времени откуда-то из центра города раздаются выстрелы.

Прохожу мимо дома с лебедями на воротах – все тихо. Возвращаюсь назад, Ромэла пытается угостить нас какими-то местными фруктами и лавашем (это такая большая лепешка), а в её глазах страх, что мы сейчас уйдем, и они снова останутся одни.

Демонстративно снимаю с головы фуражку – задержимся. Организм уже полностью перестроились на ночной образ жизни, спать совершенно не хочется. Прямо над головой растут гранаты, которые здесь называют «шераси». Протягивай руку и срывай с дерева. Я раньше даже не подозревал, какие сладкие они бывают, к нам в Беларусь почему-то попадали только кислые. Какая же здесь благодатная земля, чего же здесь не жить?

Однако вечно это продолжаться не может надо уходить… и тут Ромэла вспоминает, что где-то на улице Карачахурской (вот ведь название!) у неё живет подруга, и у той был лишний телефонный аппарат. Оставляю солдат в доме: «Кот (это не прозвище, это фамилия) остаешься старшим, и к моему возвращению сделайте так, что бы через этот забор никто не перелез» а сам вместе с девушкой отправляюсь искать её подругу. Вдвоем в темноте южной ночи, мы не заметны как тени, а автомат на правом плече вселяет уверенность. Узкая, извилистая улочка, из-за 2-х метровых заборов домов не видно, мы разговариваем так, как будто ничего не случилось. Ромэла называет себя второй женой у кого-то из местных, здесь это считается нормальным. Интересно, где же этот джигит был, когда «еразы» тащили её в дом, чтобы изнасиловать?!

Пришли, стучим, наверно мы перепугали всех в доме. Звучит быстрый и непонятный мне разговор, затем какая-то суета, наконец дверь приоткрывается и нам протягивают весь перемотанный синей изолентой телефонный аппарат. Несмотря на свой неказистый внешний вид, он, может быть, спасет жизнь этой отчаянной и решительной девушке, которая сейчас стоит рядом со мной.

Обратно возвращаемся другой дорогой. Все уже успокоилось. Возможно, за нами и следят чьи-то глаза, но на улицах пусто. Солдаты уже успели поверху обмазать забор накопанной тут же во дворе глиной и посыпать её битыми бутылками. К воротам приспособили проволочную петлю из металлического прута, в которую вставили толстую деревянную доску, это не даст открыть ворота с улицы. Я подключаю телефон – он работает. Прямо на стене, возле аппарата пишу телефонный номер дежурного по части. В случае чего они должны успеть, нам позвонить. Прощаюсь, обещаю заходить ещё – комендантский час заканчивается, нам пора возвращаться. По дороге в часть снова проходим по всему району – тишина. Сдавая оружие, сталкиваюсь с другими патрулями, похоже, что сегодня стрелял не только я. На глаза попадается солдат с оторванным карманом, но – все живы и целы, а это уже не плохо.

Встаю только к обеду и узнаю, что командира вызвали к «вышележащему» начальнику. Оказывается кому-то, не понравились наши действия сегодня ночью. Спускаюсь вниз, в дежурке как обычно надрывается пианино. Играют уже в четыре руки, капитан Цветаев, уже перебравший все песни которые знал, выводит: «Покидают родные края, дембеля, дембеля, дембеля…». Интересно, что он будет петь, когда и это ему надоест? Около 16 часов возвращается командир. Собирает офицеров и доводит последние указания. В соседней части было нападение на патруль с холодным оружием. Сержант стал стрелять и зацепил кого-то из нападавших. Ранение легкое, в ногу. Начальника патруля тоже задели ножом и тоже не серьёзно. Теперь разбираются, почему у сержанта оказались патроны. Стрелять нельзя. Патроны выдавать солдатам нельзя. Вмешиваться ни во что нельзя. Вы лучше отдыхайте. Сводите солдат в кино, благо оно для них бесплатно, город посмотрите: девичью башню с ее знаменитой винтовой лесницей, старую крепость, восточный базар – когда ещё такое увидите. Кстати в Сальянских казармах есть свой открытый кинотеатр и там показывают хорошие фильмы. Его самого скоро заменят, и он улетает в Минск. Вместо него прилетает полковник Васин.

Комментарии излишни. Попытка наведения порядка в вверенном нам районе тут же натыкается на противодействие сверху. Нет, патрули никто не отменял, но командир меняется, нам ясно сказано: не вмешиваться в то, что происходит в городе. Хорошо сказать, не вмешиваться…

Хотя в одном командир прав, учитывая, что в патрули ходят далеко не все, личный состав уже «устал» от безделья. Рядом с санаторием, буквально через дорогу находится клуб, если конечно его можно так назвать. Под открытым небом стоят вкопанные в землю скамеечки и прямо на оштукатуренной стене дома, как стемнеет, показывают фильмы. Как раз до заступления в патруль можно посмотреть кино. В комнатушке, на дверях которой прибита гордая табличка «начальник клуба» за ободранным столом на табурете сидит «начальник». Это местный менталитет. Если у тебя есть свой кабинет, а в нем свой табурет – значит ты уважаемый человек. «Показать кино солдатам? Чего не сделаешь для белорусов. Да, приводите, мест хватит. Всё равно к нам на сеанс больше 10-15 человек приходит редко».

Так оно и вышло кроме нас – никого. Кино здесь авторитетом явно не пользуется. После фильма – опять в патруль. Только на инструктаже узнаю, оказывается прошедшей ночью на улице Базарная пырнули заточкой парня – пока жив. Один из патрулей задержал около 10 человек, без документов и, не найдя, что с ними делать отпустил их. В городе найдено 2 трупа. Порезаны так, что опознать их просто невозможно. На улице Караева 15 к дому в котором живут армяне подтащили прицеп с горючими материалами и подожгли его. Во внутренних войсках вчера была объявлена тревога. Идет массовый уезд армян, едут кто куда, вплоть до Сибири. В Армению едут мало, там все разрушено землетрясением.

Выхожу на маршрут. После вчерашнего, здесь все словно вымерло. Заезжаю в «Армянский поселок» там армяне сбились в трех местах в дома стоящие рядом и живут вместе. Побывал у всех, на улице Шаумяна нежданно попал на праздник дня рождения. Прямо во дворе накрыты сдвинутые вместе столы и за ними сидит около 20-и человек. Праздник, нарядная одежда, как будто все вокруг тихо и спокойно. Вот только возле стены дома лежат метровые отрезки стальных труб, они явно готовы защищать свое сегодняшнее веселье. Именинница стройная, с тонкими интеллигентными чертами лица, у неё длинные рассыпающиеся по плечам черные волосы и нос с армянской горбинкой, которая её ничуть не портит. Поднимается к нам навстречу, просит называть её по русски – Наташа и ну просто насильно усаживает меня и солдат рядом. Тамада произносит тост – «За нашу армию!». Ребята подождите, во первых мы с заряженным оружием, а значит нам нужно быть трезвыми, а во вторых сегодня праздник вот этой очаровательной именинницы, выпейте лучше за неё. И к тому же мы без подарка. Мне отвечают, что лучший подарок для Наташи – это наше присутствие, именно оно обеспечивает её безопасность. С этим конечно не поспоришь. Шашлык у них кстати замечательный, просто тает во рту. Побыл около 30 минут, и мне уже снова пора на маршрут. Ну, нельзя же допустить, чтобы этот маленький приветливый мирок был уничтожен, пусть хоть сегодня они будут счастливы. Оставляю 2-х солдат для охраны, дав им трассирующих патронов, что бы можно было подать, если что, сигнал об опасности выстрелом в воздух.

И снова меня окружает южная ночь. Над головой на черном, как смоль, небе сверкают звезды. Дневная жара спала, дует лёгкий ветерок. Нет, ну в самом деле, кому в этом райском уголке мешает мирная жизнь! Останавливаю проезжающую мимо машину. Водитель худой просмоленный старик и две женщины. Везет в больницу рожать? Осматриваем машину – под сиденьем водителя длинная заточка. А это ещё зачем? Старик хватает её двумя руками:

– Командир, не отдам! Без неё с нами что угодно могут сделать.

– Но вы же азербайджанцы.

– Командир не отдам! Это же не наша нация, это же «наци»! – бандиты, а мне надо женщин довести…

Ну, и что прикажете делать в такой ситуации? Похоже, что он говорит правду, и я, пожелав счастливого пути, их отпускаю. Внезапно оживает радиостанция, говорит лейтенант Рябов, дежурного по части сняли с наряда и отправили в Ленинский район (там опять какие-то беспорядки, а он хорошо знает местность) поскольку у меня все тихо я оказывается должен его заменить. Вот она нехватка офицеров. Возвращаюсь на улицу Шаумяна, увы, мне сейчас некогда отдыхать. Оставляю здесь уже четырех солдат предварительно «заинструктировав их до потери пульса» (заберем около 6-7 часов утра) и убываю заступать дежурным по части.

В дежурке нахожу ящик с помидорами – сняли с какого-то арестованного КАМАЗа перевозившего помидоры без документов, а вот съесть его сил явно не хватило. От дежурного помощника коменданта приходит информация, что у села Гияслы Агдамского района убиты сотрудники оперативно-следственной группы А. Тюгаев и С. Габе. По горячим следам задержан местный житель. Рекомендуется усилить бдительность.

Усилить, так усилить. Я начинаю более пристально смотреть в окно. Через минуту снова звонок. На этот раз звонит оперативный дежурный из Минска. Днем дозвониться тяжело, а в 2 часа ночи все линии свободны. Поговорили – оба ничем не заняты, говорит, что к нам собираются отправить ещё человек 15 офицеров для усиления. Смеётся: «Что бы перекрыть дорогу нужно поставить шлагбаум или толкового майора. Поэтому к Вам едут в основном майоры, на шлагбаумах сэкономите». Понятное дело, тех, кто ниже званием – уже подчистили. От скуки жую помидоры, когда и это надоедает, беру автомат (днем, конечно, никто с оружием здесь не ходит) и выхожу на КПП. Там находятся 2 солдата, в касках, бронежилетах и со штык ножами. Откуда-то из армянского поселка, где-то на границе нашей зоны ответственности, доносятся короткие автоматные очереди по 3-4 патрона, значит, стреляет кто-то из наших. Наконец в районе, откуда слышались выстрелы, в темноте ночи рассыпается сноп искр, свет на улицах гаснет, после чего стрельба прекращается. Прохожу по территории санатория – у нас все спокойно. В районе 4-х часов ночи, со стороны Армянского поста раздаются 2 сухих выстрела с промежутком в несколько секунд. Вот это уже серьёзнее, это явно не автомат. По радиосвязи выхожу на Бойко, (это его маршрут проходит в районе стрельбы), и прошу разобраться, в чем там дело.

Под утро возвращаются патрули. Саша Бойко сдавая оружие давится от смеха:

Армянская семья продала дом и уехала в Ереван. Вот только продали они его 3-м!!! азербайджанским семьям. Деньги взяли с каждого! Теперь покупатели стали спорить, кому же здесь жить. Спор затянулся надолго. Примерно в час ночи разбирательства были закончены по принципу: у кого кулаки больше, тот и прав. Один из тех, кто «оказался не прав» вернулся обратно с двуствольным обрезом и стал «восстанавливать справедливость». Прибыв на место события Саша, оценив битые морды новых хозяев забрал обрез, всех выгнал из дома, вызвал милицию и заставил её опечатать входные двери. Теперь местное РОВД будет самостоятельно разбираться, кто из них «прав», а кто «лев» и конечно обдерет их как липку, а дом-то все равно только один.

Возвращается ещё один патруль. Начальник патруля, капитан Скиценко, сдавая пустые магазины, поясняет:

– По изоляторам на столбах стрелял (Так вот, что за сноп искр я видел!).

– Валерий Ефимович, зачем?

– Да понимаешь, Сережа, собрались вместе патруль, «менты» всего человек десять, идем по освещенной улице и тут, в метре от меня черкает по земле пуля. Мы сразу под забор – а откуда стреляют, не поймешь. Попробовали выйти назад – опять выстрел, а улица, как назло освещена. Что ты будешь делать, вот и пришлось стрелять по изоляторам, пока короткое замыкание не устроил. Ну, а по темноте спокойно ушли.

После этого я никогда не возвращался по тому маршруту, где уже проходил, старался не брать с собой лишних людей, а зачастую вообще предпочитал ходить по ночному городу один.

К обеду приходит информация, что в этот же день прямо в центре города толпа народа окружила армянина и отрезала ему ухо.

Сейчас в Баку бастует несколько предприятий. На одном даже проводят забастовку против забастовки под лозунгом «мы не хотим бастовать!». Местное население ненавидит Горбачева, жалуется, что из-за него уровень жизни сильно упал. Господи, мы его любим, что ли? Выполняя обязанности дежурного (и что на меня нашло?), проконтролировал прием пищи личным составом. Т-а-к… что-то людей явно маловато. Проверяю пофамильно – так и есть, 11 человек не хватает. Вернулись они, в спортивных костюмах и только часам к 18-и. Командир роты построил их и постриг наголо приговаривая: «Теперь вы у меня будете отличаться от местных лысыми головами и больше никуда не скроетесь, всюду вас найдут по естественному блеску ваших черепов!». Справедливости ради надо отметить, что выстригая пол головы он переходил к следующему поясняя сие действия словами: «Дальше сами дострижетесь!».

Все это мероприятие продолжалось до самой темноты. Примерно к 22 часам ротный куда-то отлучился, попросив меня позаниматься с самовольщиками. Именно в этот момент (ну, что мне так везет на приключения?) сквозь КПП молнией проскочил маленький азербайджанец весь запыхавшийся, красный, галстук (значит большой начальник) сбился на плечо. Голос взволнован до крайности, акцент сильнейший, но слова разобрать можно:

– Здесь рядом бутылкой человека убили! Прибыла милиция и теперь их тоже убивают!

– Как далеко это происходит? Спокойно спрашиваю я, в полной уверенности, что уже давно всех кого надо убили и разошлись.

– Да метров 50.

Так, это же совсем рядом! Все происходит гораздо быстрее, чем я это описываю. Передо мной в строю уже более трех часов стоят 11 злых, постриженных на лысо солдат, которые ждут лишь когда всё это наконец закончится. Команда «за мной!» прозвучала для них примерно так же, как для смертника звучит весть о помиловании.

На 100 метровке у меня всегда было хорошее время, к тому же я в туфлях, а солдаты в сапогах, да и побежал я тоже первым. Вот и оказался впереди на свою голову, в одиночестве. Действительно в 50 шагах от нашей части происходило нечто, напоминающее пляску 3-х каннибалов над окровавленным трупом. На земле, лежал человек весь залитый кровью. Два милиционера тоже в крови прижаты к забору, пистолеты у них в руках, но они не стреляют (им здесь ещё жить).

Все происходит мгновенно: спасает их пьяная уверенность, скорее наглость. Ко мне, словно в замедленном кино протягивается рука, сжимающая бутылочное горлышко. Перехватываю эту руку, ломаю её на корпус, дожимаю, слышу хруст в суставе, хрип вырывающийся из рта – и «розочка» падает на землю. Слева появляется еще одна «розочка» – все, сейчас увязну – отталкиваю обмякшее тело прямо на острое стекло, и пока эти двое барахтаются между собой, сталкиваюсь с третьим. Размашистое пьяное движение – он сам теряет равновесие, подсекаю, и он уже катится по земле. Оборачиваюсь влево – эти двое ещё не успели освободиться друг от друга. Захожу сзади, захватываю голову на болевой прием… ничего себе силища! – я просто повисаю на третьем. Такое чувство, что я борюсь с медведем. Ещё пару секунд я его удерживаю, мы барахтаемся, и тут подбегают солдаты, с двух сторон заламывают ему руки, и все заканчивается – 12 человек против 3-х это счет в нашу пользу.

Нет, мне сегодня просто невероятно везет – рядом раздается скрип тормозов и, обдав нас пылью вплотную ко мне, останавливается РАФик, из кабины выскакивает водитель, приданный нашей части местным автопарком.

Заталкиваем внутрь машины троих задержанных, поднимаем лежащее на земле окровавленное тело. Человек без сознания, руки и грудь в рваных ранах, но ещё жив – на разорванной шее набухают сгустки крови. Укладываем его на пол машины, сюда же ещё помещаются трое солдат и милиционеры. Это полный комплект, в машине больше нет ни сантиметра свободного места. Едем в ближайшую больницу. Опускаюсь на колено и рукой зажимаю раненому шею за разорванным местом, кровь останавливается. Едем быстро, машину мотает на неровностях дороги, на губах чувствую соленый вкус, в память навечно врезается разбухшая от крови пачка сигарет в кармане пострадавшего. Один из задержанных, тот самый «медведь» поднимается и пытается ударить меня. Хорошо, что в РАФике негде размахнуться – я успеваю уклониться и удар приходиться в железное крепление кресла. В моих руках голова пострадавшего и я просто отталкиваю его ногой в грудь, в солнечное сплетение. «Медведь» начинает хватать ртом воздух и активных действий больше не предпринимает. Теперь он удивительно однообразно и монотонно ругается, машет из стороны в сторону своей разбитой рукой и капли крови летят мне в лицо.

Больница появляется из темноты неожиданно большим белым зданием, машина подъезжает вплотную к входу. На глаза попадается тележка, я с двумя солдатами водружаю на неё раненого и вслед за медсестрой показывающей дорогу отвозим его в операционную. Все мы своё дело сделали, теперь очередь за врачами. Возвращаемся назад, там, пока нас не было эта троица, уже пытается выбраться из машины и оставшийся с ними солдат с трудом их удерживает.

Теперь едем в РОВД. В дороге задержанные вели себя тихо, но стоило открыть двери в машине и они снова пытаются вырваться. Пьяные не чувствуют боли – «Медведь» бьет меня всё той же разбитой рукой, я пытаюсь уклонится и кулак вскользь цепляет меня по груди оставляя за собой красный след. Снова, уже вчетвером запихиваем его в железную клетку, стоящую возле дежурного по РОВД. Оказавшись за решеткой, «медведь» начинает пытаться выбить головой железную дверь – правильно! – а зачем ему еще голова то надо? Двое других ведут себя спокойно, и с ними проблем не возникает.

Возвращаемся обратно, самовольщики сидящие рядом со мной явно считают себя реабилитированными. Подсчитываю убытки: с ног до головы весь залит кровью, а в нагрудном кармане хрустят осколки стекол от раздавленных очков. Теперь вместо того, что бы отдыхать после наряда, снова придется стирать форму в солёной воде. А так всё закончилось благополучно – солдаты целы и на мне ни царапины.

Утром к нам – заходит местный следователь, и начинает собирать объяснения по поводу вчерашнего. Оказывается, мы задержали – полный интернационал: лезгин, чеченец и азербайджанец. Один из них находился в розыске. Тот, которого я окрестил «медведем» оказывается – штангист, мастер спорта, дважды судимый по статьям 207-й ч.2 и 106-й УК Азербайджанской ССР. Теперь на него снова будут заводить уголовное дело. Только на одного, двое других уже отпущены, и вообще ничего страшного не случилось, так как потерпевший Нуруллаев выжил. Ему в больнице Джапаридзе перелили 4 литра крови, и он уже пришел в сознание. Врачи говорят, что счет шел на минуты.

«Ничего страшного не случилось!». Это же надо, на каком волоске иной раз проносит человека судьба! Если бы тот маленький азербайджанец не прибежал к нам, если бы мы сразу не отреагировали, если бы водитель РАФика не узнал меня и не остановился, если бы тот старенький доктор в больнице чуть промедлил – сколько «если» должно было совпасть, что бы спасти человеческую жизнь!

Пришел старик. Натруженные руки, взгляд полный достоинства, на груди орден «Красная звезда» и медаль «За отвагу». Сегодня ночью его дом забрасывали камнями, выбили стекла. Спрашивает, когда же мы будем принимать какие-то меры? Записываю его адрес и оставляю у дежурного. Теперь ночью патруль будет проходить возле его дома.

Дежурный передаёт, мне, что звонил Юра и просил зайти. Ну, что ж, я направляюсь на улицу Розы Люксембург. Мне рады, пока женщины накрывают стол, Юра по скрипящим неструганным доскам заводит меня на какое-то подобие строительных лесов установленных вдоль высокого забора. Смотри, указывает он рукой на угол улицы напротив, где маячит женская фигурка одетая в темное. Это разведчик – поясняет Юра, сначала днем приходят женщины, всё высматривают, и только после этого на нас ночью нападают. Я подхожу вплотную к забору. Увидев человека в форме, женщина разворачивается и исчезает за углом улицы. Через несколько минут оттуда выходят, и удаляются прочь, около десятка мужчин. И что я могу сделать в данной ситуации? Теперь сегодня они уж точно не вернуться, а если мы с тобой ещё сегодня вечером поиграем в нарды, то я неделю смогу спать спокойно, говорит Юра.

Ну что ж нарды так нарды, устраиваемся так, что бы нас было видно с улицы, пьем час с вареньем из грецких орехов и бросаем «шиш-быш». Эти люди живут не богато, меня угощают тем, что могут себе позволить – свернутым в трубочки тушеным мясом, с запеченным зеленым луком и самодельной лапшой. Женщины говорят, что им придется отсюда уезжать, они вот только хотят продать дом. Что им ответить, если я сам не знаю, что будет завтра? Время летит незаметно. Дом будет продаваться, а что делать с вещами, Юра не знает. Вывезти их целая проблема. На дорогах не спокойно, и водители бояться ехать. Его знакомый вывозил свои пожитки в Ереван – еле остался живой. Дорогу перегородили 2-мя ЗИЛ -130, пришлось их протаранить. Началась погоня на 4-х машинах, со скоростью более 100 км. Сзади стреляли из дроби по окнам машины, но под острым углом дробь отскакивает от стекол. Потом из жакана окна все-таки разбили, потом стали стрелять по скатам. В кабине было 4 человека, они кое-как дотянули до болота, бросили машину и убежали в камыши. Машину полностью разграбили, забрали все, что смогли, включая водительский инструмент. Есть ещё отчаянные водители, которые снимают вентиляционные крышки, стекла на окнах, закладывают задний борт мешками с песком (чтобы пуля не пробила) и, когда их преследуют, бросают на поворотах 3-х литровые банки масла. А еще бутылки с бензином, без пробки, заткнутые и замотанные бинтом – их поджигают и бросают в преследующую машину. Хорошо, когда такая горящая бутылка попадает на капот, а ещё лучше, если удаётся разбить лобовое стекло и забросить её в салон машины. Юра говорит, что если горящая бутылка разбивается в салоне машины идущей на большой скорости, то, как правило, гибнут все, кто там находился.

Это всё как-то противоестественно и нереально: нормальный человек, медленно потягивая горячий чай, рассказывает, как лучше кого-то спалить живьём! И кто в этом виноват?! Когда ты видишь, что на государство рассчитывать не приходится, ты защищается самостоятельно, так как можешь.

Я возвращаюсь обратно, и перед КПП сталкиваюсь с высоким худым азербайджанцем. Застиранная рубашка, темные выношенные брюки и сланцы на босую ногу, задержавшись лишь на мгновение, он произносит: «Командир, я видел, как ты работаешь, посмотри магазин «Детский мир» на улице Шаумяна-5».

Этот адрес я передал оперативному дежурному по городу. В этот же день в подсобном помещении данного универмага были изъяты 5 обрезов малокалиберного и гладкоствольного оружия. Задержаны некто Кулиев Э.А. и Гаибов М.М. При обыске на квартире у Гаибова изъято ещё 6 обрезов различного калибра. Спасибо тебе неизвестный друг. Если бы все обладали твоим мужеством, «наци» бы раздавили ещё до рождения.

Население устало от беспорядков и готово помогать нам – погромщики не разбирают национальностей. Нуруллаев кстати армянином не был, местный, родился в Масалинском районе. Армян в городе остается все меньше и экстремистские группы, чувствуя свою безнаказанность, переключаются не только на другие национальности, но и на азербайджанцев. Местное население сегодня ругается по русски вспоминая как под лозунгами «Мы хотим изучать свою азербайджанскую историю на родном языке!» культивировалась межнациональная рознь. К концу 1989 года 9 из 10 азербайджанцев ждали от нас решительных, пусть даже репрессивных мер по наведению порядка, увы, армия выполняла приказ – не вмешиваться в события. Спасибо тебе белорусский народ, что ты не допустил у себя подобного безумия!

Сегодня меняют командира полка. Полковник Ткачук убывает в Минск, вместо него прибыл подполковник Василевский. За время пока Ткачук командования частью у нас не погиб ни один человек. Да и в Орджоникидзевском районе, он навёл порядок, здесь по сравнению с остальным городом стоит тишина. Что ж, видимо кому-то это крупно не понравилось.

Меня вызывает начальник штаба: теперь я буду заступать оперативным дежурным по району. Так ведь туда назначали от капитана и выше, а я старший лейтенант? «Теперь будешь заступать ты, приказано убрать тебя с улицы». На выходе сталкиваюсь с замполитом – Дмитрейчук немного смущенно говорит: «Не переживай, мы тебя в обиду не дадим. Просто теперь у тебя будет больше свободного времени». Интересно, где это я так засветился, что от меня решили избавится, убрав из состава патруля? Но убрать в оперативные дежурные ну-ну – это как говорится «пустили щуку в озеро».

Итак, заступаю оперативным – у нас это называется дежурить по райкому. Дело в том, что в здании райкома партии создана комендатура. Там находятся комендант, начальник караула с 10-ю солдатами, там же и оперативный дежурный.

Прибываю на инструктаж к коменданту. Полковник с уставшим выражением лица, очевидно, считает, что главное достоинство любого мероприятия его краткость:

– Разберетесь со связью и обстановкой через старого дежурного, изучите план выставления патрулей в районе. Докладывать мне о положении дел в 5 утра и в 17 часов, можно по телефону. Что будет неясно, спросите.

Старый дежурный ещё более категоричен: «Твоя задача – это выполнять функции диспетчера. Нас здесь 2 офицера, так что где одному делать нечего, двое наверняка справятся. На полу, возле уже ставшего привычным ящика с помидорами, стоит радиостанция, это связь с патрулями. Позывные – по номерам маршрутов. На столе толстая, красного цвета, рабочая тетрадь дежурного, тарелочка с солью и четыре телефона: белый – городской (можно в Минск позвонить, райком пока оплачивает), зелёный – дальний связи, в отсутствие коменданта в 6 и 18 часов сам докладываешь дежурному по «Пловцу» о состоянии дел. По нему и в Минск можно пробиться, но только ночью. «ЗАСовским» аппаратом, как правило, не пользуемся, а по красному, с гербом только комендант докладывает. Если он зазвонит, сначала принимаешь строевую стойку и только потом отвечаешь, по нему могут звонить хоть с «Рубина». Так что ты его не беспокоишь, и он не звонит».

Понятно, «Рубин» – это Москва. Позывной выбран как раз по цвету кремлёвских звезд. То ли Горбачев не доверяет командованию армии, то ли просто хочет иметь прямой канал связи до самого низового звена в целях оперативности.

Обстановка спокойная, лишь в городе на нескольких заводах пикетируют работу армян. Хотя на длительную забастовку здесь не способны. Основная масса населения здесь работает в первую очередь на себя, и прекращение работы означает потерю денег, а на это азербайджанец не пойдет. Ещё правда требуют перекрыть газ идущий в Ереван, но газопровод охраняется. За текущий месяц (17 число) в городе погибло 13 военнослужащих, гибнут в основном из-за неосторожного обращения с оружием. Ну не приходилось раньше нашему солдату постоянно держать в руках заряженный автомат, тянет его с ним поиграть и почувствовать себя «Рэмбо», а заканчиваются такие игры весьма плохо. Спускаюсь в подвал, здесь лежат какие-то маты, стоит мебель, флажки, транспаранты, мотки проводов. Выход из подвала один, так что сюда же при необходимости можно поместить задержанных.

Темнеет здесь неожиданно и сразу. Только что было светло, и вдруг сразу на тебя наваливается чернота. Выхожу на крыльцо, только что было 42 градуса, а солнце село и жара спадает. Скоро комендантский час и на улицах уже ни души. Вокруг райкома растут густые колючие кусты, настоящая живая изгородь, куда там колючей проволоке – эту не преодолеешь. Оставлен только проход напротив центрального входа. Из-за изгороди появляется фигура солдата, несущего в руках вывернутую, и чем-то раздутую пилотку. Ба, так это же рядовой Сёмочкин из состава моего караула.

– Ну-ка, иди сюда дорогой! Пилотка доверху наполнена сигаретами.

И откуда мы возвращаемся, закурить стрельнул? Ведь здесь же у тебя не меньше чем полторы сотни сигарет. На всех собирал, пока не начался комендантский час, и люди ходят, а машины ездят?

Я живо рисую в своём воображении водителя, которого остановил солдат с автоматом и попросил закурить. Тут, пожалуй, отдашь всю пачку и ещё уедешь довольный, что легко отделался. Пожалуй, пора проводить работу с личным составом караула о вреде курения, строю караул. Это хорошо, что солдат вернулся назад живой и здоровый, а если бы нет? Начальник караула ничего не знает, а личный состав с оружием разгуливает в поисках табачного довольствия. А потом маме вместо сына цинковый ящик запаивать и отправлять, мне прикажете? И вообще не понятно, чем занимается часовой на входе, если мимо него можно беспрепятственно проходить. Проверяю оружие и нахожу у одного из солдат в автомате патрон в патроннике – нам только не хватало перестрелять друг друга. Оглядываясь сегодня назад, понимаешь, возле какой беды мы ходили из-за нашей неопытности.

А в целом по сравнению с патрулем дежурить оперативным – отдых. Позвонил жене, поговорил, и уже поднялось настроение. Личный состав в подвале смотрит видик (взяли на прокат у местных). Правда не понятно, как такие фильмы, не отягощенные даже тенью, интеллекта или сюжета можно долго смотреть. Сплошные стрельба, убийства, и всё это перемешано с, как это сейчас модно говорить «эротикой».

Информация, стекающаяся ко мне, сегодня спокойная. Ага, вот по радиосвязи начальник патруля докладывает о задержании 2-х несовершеннолетних где-то рядом с нами, и спрашивает, что с ними делать. Интересно, почему он не сдал их в милицию? Отправить его искать Ментов? Тоже не корректно, человек на маршруте, а я здесь понимаешь, в мягком кожаном кресле кофе попиваю и мух отгоняю, да и подвал у меня достаточно вместимый:

– Ладно, привози ко мне.

Через несколько минут возле райкома, со скрежетом тормозов (ещё бы, десантник!) останавливается патрульная машина и Шеремет заводит ко мне двух пареньков (на вид лет 17), которые по сравнению с ним кажутся совсем маленькими. Отдав мне задержанных он тут же начинает крутить диск городского телефона. Ему надо дозвониться родным и в Минск и в Брест. Вот она причина, по которой по которой эти ребята попали ко мне. Отправляю одного в подвал, под охрану начальника караула а второго долго и подробно расспрашиваю, что же они забыли на улице во время комендантского часа. Паренек, как-то застенчиво кладет на стол 10 рублей.

– Не понял это, что моя номинальная стоимость? Телефон дома есть?

Он торопливо диктует мне свой номер. Звоню:

– Здравствуйте, Вас беспокоит военная комендатура, подскажите, здесь проживает Валид Асланов? Так, судя по женским причитаниям, раздающимся с другого конца провода действительно здесь. Да не переживайте Вы так, просто он задержан патрулем за нарушение комендантского часа, а так даже живой. Последние слова вызывают в трубке новый тайфун.

Произвожу рокировку задержанных. Верхнего отправляю вниз, а нижнего, из подвала, вызываю к себе. Так же кропотливо разбираюсь и с ним. На этот раз мне предлагают уже 2 десятки. Нет, вы только посмотрите, за каких-то пол часа акции военной комендатуры выросли в двое! Да с такой скоростью не растет даже стоимость нефти, золото так быстро не дорожает!

Ну и что прикажете с ними делать? Во всяком случае, их показания совпадают. Записываю в рабочую тетрадь дежурного их фамилии, адреса и телефоны.

– Значит так, до 6 утра посидите в подвале, потом я Вас отпущу. Берете такси (деньги у Вас есть), едете домой, и больше комендантский час не нарушаете.

Сейчас самое приятное время суток – из решётки открытого окна веет легкий ветерок, от деревьев наплывают южные ароматы, жужжат мухи… вот уж действительно: надоели мухи и бестолковые приказы. И как с ними прикажете бороться? Вон сразу три нагло уселись на провод от лампочки, как будто знают, что он в изоляции. Интересно, а что будет, если изоляцию убрать? Отправляю солдата в подвал за кабелем, затем беру нож и аккуратно, через сантиметр, с одной стороны оголяю провод. Голые медные полоски грозно поблёскивают на расстоянии 2-х миллиметров друг от друга. С одной стороны аккуратно цепляю провод под потолком, а с другой вставляю его в розетку. Жду, вот и первая муха садится на кабель, проползает по оголенным проводам и… никакого результата. Т-а-к… это, что ж получается, лапки у неё сухие и ток, стало быть, не проводят? Попробуем решить эту проблему. Извлекаю провод из розетки, и так же аккуратно (что бы не устроить короткое замыкание) замазываю полоски изоляции соком помидора смешанным с солью и снова подключаю к сети своё изобретение. Очередная муха садится на него, проходит «помидорную» зону, подползает к оголенному участку,… раздаётся сухой треск и первая, уничтоженная «электромухобойкой» муха падает вниз. Через пол часа подобного треска, количество мух стало значительно меньше. Итак, одну проблему решили, теперь осталось разобраться с бестолковыми приказами.

Читатель не пытайся повторить этот опыт, это опасно для жизни! Моя «электромухобойка» благополучно просуществовала два дня, а затем в помещение вошел подполковник Трояновский и со словами: «что Вы здесь проводов понавешали?!» взялся рукой за моё изобретение…. Опустим завесу жалости над бедным полковником… откачали мы его с трудом… После этого случая оба – и я и Трояновский стали очень осторожно обращаться с электроприборами. Я прерву эту печальную историю и вернусь к своему дежурству.

Тогда, убедившись, что моя «электромухобойка» работает, я посадил «на телефон» солдата, а сам (благо за фанерной перегородкой стоит кровать) попытался наиболее эффективно использовать ночное время. Как бы не так, только уснул – звонок, требуют дежурного. В Сальянских казармах пропал часовой: рядовой Кизингер Александр Евгеньевич, немец по национальности. Напали на него либо сам покинул пост – одно другого не лучше. Пропал человек, а где-то по городу гуляет автомат с двумя заряженными магазинами. Записываю приметы и оповещаю дежурного по батальону и начальников патрулей.

Наступает утро, по телефону докладываю коменданту о состоянии дел и, оставив за себя начальника караула, проваливаюсь в сон. Около десяти часов меня будит солдат – к нам собираются посетители, и у каждого своя проблема. Одному нужен пропуск на вывоз вещей из города, другой просит помочь погрузить вещи, третий хочет уволиться с предприятия, но боится идти за трудовой книжкой один, ему нужна охрана.

Запомнился азербайджанец, невысокий, худой, на вид лет 30. Проблема у него следующая: он беженец из Армении, с ним в Баку приехали жена и дети. Он пытался устроится на работу, но не тут то было. Без прописки нигде не берут, а без работы не прописывают – такой вот замкнутый круг. Говорят, что за участие в погромах платят хорошие деньги, но он не бандит он хочет работать. С трудом, через председателя райисполкома опираясь на авторитет комендатуры, мы смогли ему помочь прописаться у родственников. Помогли одному, а сколько их ещё осталось бродить неприкаянными в писках работы и прописки?

Сегодня начальник штаба выезжает проверять положение дел на местах – 4-я рота находится в Ханларе далековато, что бы ехать одному, и он забирает меня с собой. Меня это значит в кузове Газ 66 я и 4 солдата с оружием и радиостанцией. Город, по которому мы едем, напоминает кашу, размазанную по тарелке. Тянутся узкие улочки, на которых из-за высоких заборов домов даже не видно неожиданно прерываются пустырями, на которых сквозь песок виднеются нефтяные пятна. Затем неожиданно возникает широкая улица с многоэтажными зданиями и… снова узкие улочки, и высокие заборы. По дороге заезжаем в Сальянские казармы – забор и стены испещрены следами от пуль. На плацу обложенное мешками с песком стоит огромное орудие направленное в сторону близлежащего высокого (этажей наверное 30!) здания. Его здесь называют свечкой. Оказывается из него регулярно по части стрелял снайпер… это так надоело командиру дивизии которая здесь стоит, что он приказал расконсервировать стоявшее на хранении ещё с 1946 года! Орудие – уж не знаю, какого калибра – снаряды «С поросенка на убой» и направить его в сторону «свечки». Затем проживающим в «свечке» было объявлено, что после первого же выстрела снайпера этот «диназавр» выстрелит по зданию. Стрельба прекратилась…

На плацу встречаю десяток покатывающихся со смеху офицеров и лейтенанта размахивающего связкой ключей с огромным брелком. Бедняге тыловики предложили «2-х этажную квартиру» в стоящей напротив части 8-и этажке. Дали ключи, он наивный пошел по указанному адресу, открыл ключами дверь, а там… ни стен, ни пола, ни потолка!!! Оказывается из этой квартиры, когда осаждали «Сальяны», по казармам долго стрелял пулемет. Стрелял до тех пор, пока не подогнали вплотную к зданию БМП и не расстреляли в это окно из пушки полный боекомплект. Говорят, в квартире лишь куски мяса были размазаны по стенам. Стены, пол потолок – все выбито, одни лишь входные двери с ключами и остались. Теперь вот тыловики издеваются над молодыми лейтенантами, предлагают квартиру… «2-х этажную, со всеми удобствами», ключи, говорят, не забудь вернуть, если не понравиться. И ведь возвращают! Кому охота чтобы над тобой одним издевались – пусть уж и над другими за компанию!

И снова серпантин дороги, идущей вдоль гор – справа обрыв. Кое-где виднеются прилепленные к камню домики все из того же самана. Встречных машин практически нет, а если кто и попадается то, завидев военную машину, спешит уступить нам дорогу.

К Ханлару подъезжаем уже под вечер. Коньячный завод явно наложил отпечаток на обустройство 4-й роты. На столе у командира роты стоит з-х литровая банка коньячного спирта. Шкаф стоящий тут же забит бутылками с коньяком… Тут же в комнате находится трельяж, начштаба подводит к нему командира роты: «товарищ капитан снимите с себя очки и посмотрите в зеркало! Вы часом к фильму ужасов не гримировались?! У Вас же глаза красные как у вампира!».

А, что ещё собственно можно здесь делать? Вон солдаты трезвые – и то хорошо. Запах, правда, как на винокурне, но уж тут местная специфика – завод то коньячный.

Свободного времени у оперативного дежурного действительно больше. Если раньше я до обеда отсыпался после патруля, то сейчас между нарядами есть перерывы (через сутки). Спускаясь по лестнице, взглядом натыкаюсь на стройную фигурку девушки в длинном, но легком платье темно-голубого цвета. Длинные черные волосы водопадом рассыпаются по плечам, огромные черные же глаза… по местному округлый овал лица её абсолютно не портит – она так красива, что я чувствую, как моя голова до сих пор счастливо уцелевшая со стукам падает на пол и катится куда-то вниз по лестнице… Она подходит ко мне – в руках у нее телефонный аппарат, и словно из космоса до меня доносятся ее слова, что телефон не работает, может кто-то у нас может его починить? Усилием воли пытаюсь обрести подвижность: телефон?

-Да, пожалуйста, я посмотрю… У Вас есть отвертка? Как Вас величать?

-Зорина.

Захожу в ее кабинет, разбираю аппарат, нахожу неисправность, через несколько минут ремонт закончен. Ухожу, как в тумане… она благодарит а у меня как-то само собою срывается с языка: благодаря этому сломавшемуся телефону я познакомился с Вами.

Прошло несколько дней и вдруг… Зорина, сама зашла ко мне. Для азербайджанской женщины это наверное отчаянно-смелый поступок!

-Вы прошлый раз так смотрели на меня…

-Прошлый раз! Да у меня сейчас сердце остановится!

-Я буду Вам хорошей женой.

М-м-м-м-м да… (верю, вот честное слово – верю…) и я слышу, как кто-то другой за меня произносит:

-Зорина, я уже женат.

-Я буду 2-й женой, я не помешаю. У тебя хорошие добрые глаза.

-У нас так не принято. Совсем не принято. Я не смогу забрать тебя с собой. Ты ведь еще девочка, так? Причем здесь ведь у вас каждый шаг на виду! Вот видишь, как получается – я сейчас испорчу судьбу тебе, а потом оставлю тебя и улечу в Минск.

Глаза Зорины начинают блестеть от слез, она быстро, порывисто прижимается ко мне, так же быстро целует меня, отталкивает, разворачивается и уходит. Все… на этом все и закончилось – я еще дважды случайно сталкивался с Зориной, мы как-то здоровались, стараясь не сделать шаг на встречу, не смотреть друг на друга… наверное и я и она боялись, что голова закружится слишком сильно…

Сегодня на улице Разина произошел наезд на солдата. Местный водитель автобуса Агаев не справился с управлением и сбил его. Ничего страшного, но солдатик 2 недели отлежал в больнице. Теперь должен быть суд… Агаев уже принес справку о том, что заплатил деньги за его лечение и расписку солдата, что претензий тот не имеет. Начальник штаба небрежно бросает их на подоконник. Если бы кто знал в этот момент, какая судьба постигнет эти листки!

Вечером того же дня дневальный зашел навести порядок. Когда дверь открылась, сквозняк смел их с подоконника на пол. Дневальный добросовестно подмел мусор и смел его на валявшиеся на полу бумажки а затем бросил в ведро с мусором… ладно хоть вынести не успел. Где то через два часа нач.штаба уже искал исчезнувшие с подоконника справки! Найдены они были естественно в мусорном ведре. Ну и как их теперь представлять в суд?! После того как они были с тщением очищены и разглажены, он… положил их на тот же подоконник и для верности прижал цветочным горшком. На этом злоключения данных документов не кончились! Буквально через 15 минут цветы были политы, вода протекла снизу через дырку в вазоне и… впиталась в справки! Бедный начштаба чертыхаясь высушил их утюгом и… положил на стол, придавив для верности уставом. Увы… в комнате кроме него жило ещё 5 офицеров! В этот же день вернулся из Хонлара Цветаев и естественно (коньячный завод как-никак!) привез оттуда канистру коньяка… Его тут же и опробывали… На каких-то бумажках взятых со стола порезали хлеб, мясо… открыли какие-то консервы… а потом все это бросили в урну… где вернувшийся с инструктажа наряда нач. штаба в ужасе и обнаружил справки, на которых остались явно выраженные прорези от ножа! Поняв, что эти следы скрыть уже не удастся, он наклеил многострадальные документы на чистые листы бумаги… и положил их на стол просохнуть. Читатель! Это еще не конец их тернистого пути! Буквально через несколько минут к нам зашел Ваграм – местный рабочий из санатория. Он принес саженцы какого-то местного растения, которое давно нам обещал, и стал рассказывать, как их надо посадить.

– На нарисуй! – сказал кто-то из офицеров и… протянул ему ближайшую лежавшую на столе бумажку. Наверное, излишне указывать какая бумажка попалась ему под руку… Ваграм добросовестно изобразил, как под углом 45 градусов сажать черенок, и нарисовал по краям 2 листочка. Еще через 30 минут над всем санаторием разносился дикий крик нач.штаба:

— Кто у меня на справках порнографию нарисовал?!

Всех, кто находился рядом, начали довиться от смеха.

— Это у них судьба такая выдал бывший тут же Саша Бойко.

Справки снова наклеивают на чистые листы и нач.штаба уже не выпуская их из рук, не дожидаясь пока они высохнут лично отвозит их в прокуратуру.

Вечер, в квартале от санатория на улице собирается толпа народа – там явно что-то происходит. Как был – без оружия, в спортивном костюме иду туда. Подхожу ближе и вижу, милицейский Рафик с выбитыми стеклами, его раскачивают и вот-вот перевернут на бок. Это не «Еразы», это местные, меня узнают и, это отвлекает их от машины. Здесь очень уважают стариков, и я спрашиваю: кто здесь старший? Люди расступаются, и ко мне выходит седой старик с орденскими планками на пиджаке. Прежде чем разговаривать мы здороваемся, он проводит рукой по своей бороде.

Что здесь произошло? Милицейская машина, разворачиваясь на узкой улочке, сбила ребенка и – вот результат. Вся злость, копившаяся у людей, выплеснулась на этих Ментов, сидящих сейчас в разбитой машине. Мне показывают этого мальчика, лет восьми, он поцарапан, в ссадинах, но и только.

– Какой смысл сейчас бить стекла? Надо посадить ребёнка в РАФик и отвести его в больницу. Старик произносит несколько слов и… отец с мальчиком уже садятся в ту самую машину, которую только что переворачивали. Они уезжают, инцидент разрешен, но люди не расходятся. Они начинают говорить, высказывая все свои накопившиеся обиды: здесь и падение жизненного уровня, и пренебрежение местных властей интересами простых людей и неприкрытая коррупция и многое, многое другое.

— Слушай командир, слушай и запоминай!

Сколько же их набралось, этих обид! Вот они истинные причины национальных конфликтов! Сейчас никто не вспоминает другие национальности, нет, претензии всё больше звучат в адрес Горбачева и местной власти.

В этой кипящей, разномастной толпе я получаю тот самый опыт, который сегодня мне хочется назвать: «прививка от нацизма». Сегодня, спустя 20 лет, вспоминая все происходящее в Баку, я отчетливо вижу, как при помощи национализма осуществлялось направленное уничтожение культуры, нравственности и духовности нашего народа. Что ж, многим мелким «фюрерам» казалось, что при ликвидации такого могучего государства, как СССР можно оторвать себе много вкусного, на волне национализма они хотели прийти к власти.

Вот только где они сейчас, эти «фюреры» объявлявшие о создании новых великих государств и ставившие всё на карту национализма? Выброшены на свалку метлой истории. Нет, и не может быть счастливого будущего у народов строящих своё «самостийное» государство на подобных националистических принципах. Рано или поздно неизбежно приходит понимание этого, и снова возникают центробежные силы, объединяющие не чужие друг другу народы. Ибо память о СССР – государстве, имеющем вес в мировом устройстве и проводящем свою, не зависящую ни от кого международную политику, способном дать мир и согласие своим гражданам, обеспечить им безопасность и достойный жизненный уровень – эта память осталась.