В Заречье и в Залозье помнят солдат.
( Продолжение расследования обстоятельств событий ночи и утра 30 июня 1941 года. )
Память жива.
Неумолимое время, пришедшее ни откуда и уходящее в никуда, закручивает в тонкую ленту события прошлых лет. И только память человеческого бытия позволяет разглядеть неугасающие далёкие искорки в судьбах ушедших поколений.
Надо сказать, что время оставляет для будущего совсем не предсказуемые моменты, встреча с которыми открывает тайны, скрытые от глаз в обыденной жизни, и помогает познать их.
«По дороге мимо деревушки Залозье уже седьмые сутки катилась на колёсах и грохотала стальными гусеницами война. Днём были изредка слышны звуки губной гармошки, а вечером и ночью ветры приносили запахи приготовленной пищи. Над нами пролетали самолёты с крестами. Издалека доносились к нам звуки выстрелов и взрывов. Оказалось, мы в те семь дней, просто ещё не познали смертельного оскала начавшейся войны.
Тем летним вечером наша мирная деревенька, из десятка домиков, на взгорке после дневной духоты уже засыпала, как вдруг на дороге раздался выстрел, потом другой, потом началась густая ружейно-автоматная перестрелка. Взрослые повыскакивали из домов, силясь понять случившееся. Трассирующие пули с огненными хвостами прошивали соломенные крыши, разбивали стёкла окон, впивались в стены домов и построек.
Начался пожар по всей деревне. Крики взрослых и плач детей, пробужденных от сна, треск от горящей древесины превратили маленькую, мирную, засыпающую на ночь деревеньку Залозье в огненный ад.
Вскоре стрельба на дороге прекратилась. К полыхающей пламенем деревне шли немцы. Гортанным, угрожающим не знакомым говором, криками команд, ударами сапогов и прикладами автоматов погнали людей к дороге, к месту ночной перестрелки».
Так начала свой рассказ о событиях той ночи на 30 июня 1941 года Аделина Адольфовна Пархимович, 83-х летняя жительница д. Залозье (ныне деревенька присоединена к д.Казейки).
«Нас всех взрослых и детей заставили лечь на лугу у дороги вниз лицом. Позади в деревне догорали наши дома. Немецкие солдаты обступили нас со всех сторон. Их было много, а на дороге они стояли целой толпой. Как потом выяснилось, на обочине другой стороны дороги, немцы хоронили своих солдат, убитых в ночной перестрелке.
Неподалёку по лугу, на траве и на откосе дороги в разных позах лежало много мертвых красноармейцев. Мы были тогда в той одежде, в какой выбежали ночью из дома. Стало холодно. Маленькие дети уже плакали. Немцы прикладами подняли всех женщин, детей и отогнали от лежащих мужчин. Чтобы согреть детей матери прижимали их к себе. Все мы сбились в единую кучу и уже не лежали, а сидели на мокрой траве.
Я видела, как на дороге какой-то гражданский мужчина спорил с немецким офицером. Они говорили на немецком языке и наши жители не понимали слов их спора. Но было видно, что этого гражданского немцы не били прикладами автоматов. Потом немецкий офицер с тем человеком подходили к лежавшим нашим мужчинам, поднимали их и заставляли снимать рубахи.
Мне было тогда 7 лет, уже вроде и не маленькая, но было очень страшно. Я потихоньку тоже плакала. Всё, что вокруг с нами происходило, было ужасно и не понятно. Ночь прошла, солнце стало уже пригревать, потому что там, на лугу у дороги мы находились несколько часов.
Прозвучал какой-то сигнал. Немецкие солдаты построились на дороге и стали уходить к своим машинам. Тогда моя мама стала громко плакать и обнимать меня. Плакали и другие женщины, обнимая своих детей. Плакали громко, не стыдясь. Такое я видела впервые в жизни. Так началась для нашей деревни война.
А когда мы шли к своим сгоревшим домам, я видела улыбки на их лицах. Лишь потом, позже я поняла, чему люди радовались. Мы все остались живыми.
Немецкий офицер раздевал наших мужчин потому, что хотел видеть на шеях у них нательные крестики. Красноармейцы и коммунисты тогда крестиков не носили. Сегодня всем хорошо известно, сколько безвинных людей было в войну уничтожено.
По рассказам мамы и отца, спас от смерти всех нас чех Зыгмунт Рудэк. Он перед войной приехал в гости к своим родным, к Нароновичам, проживавшим в деревеньке Заречье. Эта тоже малюсенькая деревенька, как наша, стояла на другой стороне главной дороги.
Тут Рудэка и застала война. Ещё говорили, что он имел какую-то должность или чин, потому что его слова убедили немецкого офицера не расстреливать невинных людей. Вот какая участь была уготовлена нам.
Как мы тогда были счастливы, даже около сгоревшего нашего дома. У нас не осталось ничего, ни еды, ни одежды, ни хозяйства, но мы все остались живы. Папа проводил нас с мамой на хутор к его родственникам, где мы поселились и жили много лет».
Когда я слушал рассказ Аделины Адольфовны, мне реально виделась та маленькая девочка с отцовской фамилией Савич, испытавшая на себе жестокие удары фашистов в самом начале войны с немецкими захватчиками.
Люди, пережившие войну и испытавшие на себе всю её жестокость, не склонны к досужим воспоминаниям и, тем более, к публичным рассказам о ней.
Может потому наша встреча состоялась уже после опубликования первой части моего расследования о событиях и бое красноармейцев с фашистами 30 июня 1941 года у д. Залужье.
«Когда прогнали фашистов - продолжила свой рассказ Аделия Адольфовна, - я пошла учиться в Залужскую школу. После семилетки пошла работать в сельхозартель, которую образовали жители д.Скоморошки и назвали её «имени В.И.Ленина». Участвовала в том первом колхозном собрании осенью 1948 года. Встретила хорошего парня Сашу Пархимовича и вышла за него замуж.
Меня всегда очень тянуло в Залозье. Купили лес, муж поставил дом, и в честь рождения старшего сына Александра, в 1964 году перебрались на мою родину. О своём детстве и о нашем спасителе З.Рудэке рассказывала своим детям. Жаль только, что памятник погибшим красноармейцам поломали. Но раньше я и мои дети – школьники каждый год 30 июня носили цветы на могилу бойцов. И вот теперь я вижу, что память снова ожила. Солдатики все молодые там лежат. Мой сын теперь косит на их могилке зелье».
Цена гражданского поступка.
Письмо, написанное Любовью Семёновной Снитко 1906 г.р. (девичья фамилия Крупец), матери погибшего солдата-курсанта Гусевского Бориса Парменовича в марте 1945 года, за два месяца до Великой Победы, разрушило надежды увидеть сына живым. Снитко Л.С. реально понимала это. «…Она долго мучилась собственной совестью …», рассказала её невестка - Ирина Ивановна Снитко, жена единственного сына Константина, когда с ней беседовал автор этих строк.
4 июня 2017 года состоялась наша встреча в доме № 108 по ул. Новая в д. Залужье с внуком Снитко Л.С., Иваном Константиновичем и его мамой Ириной Ивановной. Целью этой встречи было узнать о Любови Семёновне всё, что знают и помнят её самые близкие родные. 
Рассказ родных о бабушке и свекрови развеял ранее полученные сведения, что автор письма была не грамотна. Это не так: « …она окончила 4 класса Залужской церковно-приходской школы, умела свободно читать и писать, имела красивый голос и пела в церковном хоре Залужской церкви, знала порядок церковных служб и даже помогала церковному батюшке в службах по отпеванию умерших, в песнопениях …». Значит, письмо она написала своей рукой и в хорошем этическом изложении.
Сегодня можно только сожалеть, что удрученные печальным известием родные никак не ответили на то письмо, а потому не знали, что на братской могиле, в которой захоронен и погибший Борис Парменович, был поставлен памятник, фотография которого могла бы стать героической реликвией семьи Гусевского.
Печальное известие из Залужья, о котором Вера Ивановна мать погибшего узнала лишь в 1949 году, не облегчило горе матери от слепого не знания, где её сын и от официальных ответов – ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ.
Не остаётся сомнения в том, что автор письма из Залужья, добровольно приняла на себя мучения совести за печальное письмо, желая избавить маму погибшего Бориса от страданий ещё более сильных, мучиться ожиданием и безвестностью.
Такой поступок мог совершить только человек не равнодушный к чужой боли и в этом есть главная цена благородного гражданского поступка крестьянки Снитко Л.С. с Залужского хутора.
Простые белорусские крестьяне, избежавшие смерти от расстрела были в большинстве католики, благодаря добровольному заступничеству католика чеха, Зыгмунта Рудэка, рисковавшего собственной жизнью, не могли по канонам православной веры захоронить бойцов без молитвенного слова. А сотворить такую молитву мог только очень мужественный человек, известный среди местных жителей и знакомый с таким обрядом. Позвали певчую, православную Снитко Л.С.
Свершившееся 49 лет назад надругательство над могилой солдат - разрушение памятника, стало «лакмусовой бумажкой» сегодня, для более бережного отношения граждан района к памяти о воинах, отдавших жизни за Родину. «Не должно быть солдата без имени».